Об авторе: Алексей Новиков — урбанист, президент компании Habidatum.
Гипотезы о факторах, подталкивающих или ограничивающих эпидемию, множатся день за днем. Однако на самом деле строить любые гипотезы пока рано: прошло мало времени с начала эпидемии, и данных по заражению пока еще недостаточно. Они напрямую зависят от темпов и добротности тестирования, которые в свою очередь очень низки.
Публикации пестрят картами, показывающими географию заражения, и суждениями, основанными на догадках. Однако географическая структура заболеваемости COVID-19 оказывается почти такой же как у случаев острого аппендицита — то есть случайной.
Статистически значимых, а уж тем более причинно-следственных связей между величиной населения города или плотностью его застройки и темпами заражения найти не удается.
Чтобы понять, в чем же причина таких, на первый взгляд, странных выводов, имеет смысл обратиться к определениям плотности населения и застройки, используемым градостроителями.
Плотность застройки и плотность населения — две самых больших неопределенности в градостроительстве
Определений много и они разные, и от того, какое используется, зависит смысловая интерпретация. Тут важно, что лежит как в знаменателе, так и в числителе. На слух почти неразличимые понятия часто приводят к противоположным смыслам.
Один из самых распространенных индикаторов плотности застройки, который используют в том числе как прокси плотности населения — Floor Area Ratio (FAR) — содержит в числителе количество квадратных метров используемой площади поэтажно. В знаменателе — площадь участка, на котором стоит здание.
FAR применяется в правовом зонировании для контроля плотности застройки, но он может служить и обычным статистическим индикатором, сопоставляющим число квадратных метров застройки с площадью, на которой она осуществлена.
Числитель не дает представления о планировке и числе/площади изолированных пространств на каждом этаже, а знаменатель серьезно зависит от размера участка, от того насколько он совпадает с подошвой здания или выходит за ее пределы.
Тут и начинается неопределенность, поскольку размеры участков от места к месту могут быть очень разными, равно как и регулирование этажности, не говоря уже о планировках квартир. От этого зависят индикаторы плотности, которые мы получаем в итоге, и на основе которых сравниваем между собой участки и города.
Один и тот же многоэтажный дом, построенный на участке в 5 тыс. кв. м и в 10 тыс. кв. м даст нам плотность, различающуюся в два раза, и не скажет нам ничего о внутренней структуре здания, числе квартир, изолированности комнат и о количестве людей, приходящихся на одну комнату.
Второй индикатор — плотность населения города в расчете на всю площадь территории города или любой другой юрисдикции = постоянное население города, деленное на площадь его территории. Опять же, тут нет никакой информации о территориальной структуре застройки и размещении населения.
Плотность населения и плотность застройки применительно к Москве дают прямо противоположный результат: по FAR Москва входит в топ список городов мира, по плотности населения 8,5 тыс. на кв км она далеко за пределами первых пяти десятков городов-миллионеров. Если добавить сюда еще отношение пятна застройки к общей территории города, то Москва откатится в конец списка как один из самых рыхлых городов мира.
Связав одной линией ранги Москвы в списках городов мира по плотности застройки (FAR), численности населения, плотности населения и плотности пятна застройки мы получим прямую, идущая вниз от первых мест к последним. Так о каком индикаторе мы говорим в контексте эпидемии: о плотности застройки, о рыхлости застройки, о размере населения или о плотности населения?
Москва — самый плотный и самый рыхлый город одновременно. При этом он устроен таким образом, что как плотность постоянного населения, так и плотность застройки (FAR) увеличиваются по мере удаления от центра города к периферийным спальным районам, но в этом же направлении увеличивается и рыхлость застройки.
Почему это важно?
Как показали работы Московского центра урбанистики и Habidatum, у каждого из этих особенностей есть свои преимущества и недостатки.
Хорошо развитая инфраструктура и мультиформатность образов жизни, включая удаленную работу, в большом городе скорее помощник в преодолении сложностей эпидемии.
Рыхлость застройки в спальной периферии города создает больше свободных пространств для социального дистанцирования снаружи, а плотность пятна застройки в центре повышает пешеходную доступность к разнообразным коммерческим функциям при минимальном времени пересечения с другими людьми.
Как утверждают аналитики Всемирного Банка, плотность и размер населения города — вовсе не причина быстрого роста эпидемии; едва ли не наоборот.
У Habidatum похожие результаты в недавнем исследовании американских агломераций: плотность населения (density of population) и связность (connectedness), как минимум, статистически не коррелируют друг с другом, а если и коррелируют, то через другие переменные, такие как родственные, религиозные и прочие «клубные» коммуникации между людьми.
Они спроецированы в пространство, но само пространство не является причиной их возникновения. Они фокусы, а не локусы. Отсюда их относительно спорадическая пространственная структура.
В этом смысле механизм «социального дистанцирования» как практика индивидуального поведения — новый временный этикет, если хотите, а не жесткий карантинный контроль, — может быть разумной стратегией на нынешнем этапе эпидемии, или должен был быть таковой с самого начала кризиса.
Что касается концентраций людей в дневное время, то они наиболее высоки в низкоплотном по величине постоянного населения центре города. Вот еще один индикатор: здесь уже мы говорим не о плотности населения, а о плотности потока людей в различных локациях, и чем более гранулярны эти локации, тем более информативен параметр концентрации людей применительно к вероятности заражения.
Важно не столько количество людей, а время их совместного пребывания. Данные по категориям dwell-time (времени пребывания) — важнейший материал для оценок воздействия на городскую экономику изменений в характере использования людьми пространства.
Человеко-часы в пешеходном потоке, в магазине, ресторане, на работе или дома можно напрямую транслировать в оценки денежного потока, генерируемого различными морфотипами застройки. Сейчас это как никогда важно.
Для бизнеса — это параметр потенциала локального рынка; для предприятий ЖКХ и транспорта — индикатор нагрузки на инфраструктуру и ее пропускную способность; для муниципалитетов — инструмент оценки налоговой базы, для человека — вероятность заразиться.
Судя по проведенному исследованию, пространственные паттерны заражения вирусом не представляют собой сколько-нибудь упорядоченной географической картины, и не могут представлять, так как факторы распространения инфекции COVID-19 в значительной степени случайны по отношению к месту расположения города. Диффузные модели, особенно в масштабе городских агломераций, для данного случая неприменимы.
Пространственной корреляции в распространении вируса нет. Но есть культурная
Несмотря на крайне тяжелое положение самого большого американского города — Нью-Йорка (он значительно опережает все городские агломерации по числу зараженных в расчете на душу), количество малых и средних городов США с высокой долей заражения очень велико. СитиЛаб вообще заявляет о «пригородном формате» эпидемии в целом по миру и в США. Я пока настаиваю на том, что никакого явного пространственного фактора в распространении вируса COVID-19 нет.
Напротив, степень приверженности правилам социального дистанцирования и самоизоляции объясняется хорошо знакомыми культурно-географическими различиями в США. Города Калифорнии и Флориды среди самых дисциплинированных, города Ржавого пояса и Северо-Востока — на уровне средних значений по стране, а города Юга США, в особенности Новый и Глубокий Юг — в самых отстающих. Тут много всего: и уровень образования, и тип политической культуры, и раскол вокруг фигуры Трампа…
В таблице ниже показан разительный контраст между двумя американскими городами, Нью-Йорком и Бирмингемом, в следовании рекомендациям по самоизоляции. Нью-Йорк — один из самых «дисциплинированных» городов США, а Бирмингем — один из самых «непослушных».
Очевидно, что выход из карантина (или тактика его ослабления) будет длительной пространственной эпопеей, своего рода географической кампанией, а если и не будет, то тогда реакция на разовый выход из карантина штатов и их группировок будет сильно дифференцирована в пространстве как на местном уровне, так и на уровне штатов. Это уже происходит полным ходом: «секционализм», описанный Фредериком Джексоном Тернером, восстанавливается на наших глазах.
Секционализм — экономические и другие конфликты между различными регионами, секциями страны.
Dwell-Time метрика оказалась превосходным индикатором риска локации, одним из важнейших элементов комплексной оценки риска ликвидности объектов коммерческой недвижимости.
Большие спонтанные данные очередной раз продемонстрировали мощную объяснительную силу, мирная польза которой вполне может конкурировать с вредом от безответственного применения цифровых технологий «большым братом».
Очевидно, что по мере накопления качественных данных, эффективность той или иной модели противодействию эпидемии будет понятна лишь через год-два. Надо досмотреть этот триллер до конца, а пока речь может идти лишь о предварительных оценках, основанных на неполных данных и опыте.
Мы следим за кривой заболеваемости и эффективностью мер карантина, но до сих пор не знаем, как собственно карантин в условиях различных морфотипов жилья влияет на темп заражения.
Есть предварительные данные о том, что «клубные» заражения, полученные в тесных коммьюнити, через родственные связи, паству, и т.п. делают значительный вклад в общий уровень заражения — религиозные кварталы в Бруклине и Иерусалиме, арабские деревни в Израиле, бедные семьи, проживающие в тесном жилье.
Косвенно это также подтверждают обследования бедных и богатых районов больших городов: число госпитализаций из бедных районов стало выше по мере течения карантина, причина — скученное проживание и быстрое заражение всех членов семьи от одного случайного носителя.
Дело не в публичных пространствах, а в частных
Карантин и жесткие меры изоляции касаются публичных открытых и закрытых пространств, а частные закрытые пространства вообще толком не обсуждаются, но именно там сейчас максимальное количество человеко-часов продолжительного совместного пребывания.
Конечно, сокращение контактов в общественных пространствах дает свой результат, и мы видим его в ряде случаев. Это важное достижение, но существует также и много случаев на городском и квартальном уровне, когда есть обратное соотношение, пока непонятного происхождения.
Статистика смертей по странам на таком статистически небольшом количестве (+100 человек в скученном районе или доме престарелых, как в пригороде Сиэтла — и вся кривая пошла вверх) — это тень теней реальных процессов, многие из которых сейчас происходят в приватном закрытом пространстве.
Пора разбираться именно с этим сегментом и выстраивать ограничения, исходя из того, что там происходит, и сравнивать между собой не страны, а города и кварталы. В Калифорнии, например, десятки тысяч бездомных расселили в мотели по одному человеку в комнате — вклад такой меры в теряющую высоту калифорнийскую кривую, возможно, самый существенный.
Локальной гранулярности процессов заражения после трех месяцев общего карантина должна противостоять не менее локальная и гранулярная политика по выходу из него.
Аргументы, что «грязную и чистую воду нельзя смешивать, результат все равно будет грязным» не принимаются — это та самая метафора, которая уводит от сути.
Пространство и время дают огромные возможности для разведения потоков во времени и рассредоточения их в пространстве: time-masterplanning работает в этом случае, и придуман в том числе для этого.
Здесь много нетривиальных решений, да и сам рынок реагирует на эпидемию порой непредсказуемо. По мнению Эрика Шмидта, бывшего СЕО Google, спрос на офисы в результате эпидемии увеличится, а не уменьшится. Он прогнозирует развитие «веерной» (hub and spoke) системы офисных пространств, подобной организации авиационных хабов, которая будет давать возможность людям работать ближе к месту жительства, избегая скученных пространств в общественном транспорте.
Подобные решения еще до эпидемии стали характерны для складского хозяйства, так как онлайн заказы требуют примерно в три раза больше складской площади и предъявляют высокие требования к скорости доставки.
Экономики стран так или иначе будут открыты в самое ближайшее время: все, что мог и не мог сделать жесткий карантин, он уже сделал; время простых и, возможно, не везде эффективных рецептов типа тотального карантина кончилось, возвращается рынок, а он, как мы знаем, может превращать недостатки в преимущества.
Подписывайтесь и читайте нас в Яндекс.Дзене — технологии, инновации, эко-номика, образование и шеринг в одном канале.