Об эксперте: Станислав Дробышевский, кандидат биологических наук, доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, антрополог и научный редактор портала «Антропогенез.ру».
На дворе XXI век, но до сих пор есть люди, которые не верят в то, что человек произошел от обезьян. Все еще жив миф о том, что Дарвин ничего не доказал, ошибся, а в конце жизни раскаялся. Давайте разбираться.
Человек неуникальный
На планете существует очень много млекопитающих, и они все по-разному родственны друг другу. Есть грызуны, рукокрылые, хищные, копытные, китообразные, панголины, а есть приматы. Приматов много. И удивительным образом человек является одним из великого множества этих самых приматов.
Выделять человека в отдельную группу, отряд, семейство довольно странно. Современные систематики обычно определяют человека в одно семейство с шимпанзе, гориллами и орангутангами. На уровне отряда и выше человек вовсе не уникален, потому что систематика живых организмов определяется их строением, происхождением, поведением и другими особенностями. Как мы, например, доказываем, что воробей — родственник синицы? Мы смотрим, похожи ли их клювики, лапки, коготки, как они поют, вьют гнезда, выводят птенцов, общаются между собой. Какие у них генетика и биохимия. За последние сто лет в этих вопросах хорошо разобрались, и в разных группах живых организмов уже давно наведен полный порядок.
Отряд приматов характеризуется всеядностью, древесностью, k-стратегией размножения, когда малые детеныши долго выращиваются, а главное своей особой анатомией — определенным строением зубов, теми же самыми генетикой и биохимией. По всем этим параметрам, человек — это примат. Хотя у нас, понятное дело, есть специфические черты — мы не очень мохнатые, шибко умные, у нас трудовая кисть, маленькие челюсти. Но, во-первых, по всем этим параметрам мы не уникальны даже среди приматов, а, во-вторых, по этим же самым параметрам другие приматы гораздо более экзотичны. И если взять какую-нибудь руконожку или долгопята, то они намного больше отличаются от других приматов, чем человек. А человек — это просто одна из обезьян.
Человек на древе эволюции
У нас простейшее строение зубов, базовое расположение рук и ног. На фоне того, что существует у других приматов, это ни о чем. Если взять наших ближайших современных родственников, горилл и шимпанзе, то мы увидим, что у них есть комплекс хождения на согнутых пальцах. Этот комплекс гораздо более специфичен, чем наш трудовой, он более ответственный. А мы можем жить с трудовым комплексом, а можем, в общем-то, и без. Наша кисть очень проста, незамысловата. А если брать какую-то отдельную нашу кость, допустим, плечевую, то отличить человеческую от той, что принадлежит шимпанзе, крайне проблематично.
Если это ископаемый австралопитек, бывает очень трудно понять, чья кость. Хотя антрополог, конечно, отличит. Я уже молчу про что-то более мелкое. По скелетной системе мы очень примитивны. Например, у нас в копчиковом отделе четыре позвонка. А у современного шимпанзе и орангутанов в среднем три. То есть мы хвостатее, чем шимпанзе. Мы отстали от них, мы примитивные.
По биохимии мы наиболее родственны с шимпанзе, чуть дальше — гориллы, потом орангутаны, еще чуть далее гиббоны. Потом макаки, лемуры, а дальше, глядишь, и шестокрылые, тупайи, зайцы, грызуны...
Если изобразить эволюционное древо, то мы оказываемся просто маленькой веточкой на большом кусте приматов, который, на самом деле, сам по себе — тоже маленькая веточка на фоне других позвоночных.
Внешность и внутренний мир
Наша генетика и генетика шимпанзе расходится на какие-то жалкие 2–4%. Конечно, в зависимости от того, как считать, потому что люди тоже бывают разные, да и шимпанзе друг от друга отличаются. Некоторые люди больше похожи на шимпанзе, чем другие. Поиск генетических разниц между человеком и обезьяной — это очень непростая задача.
В 2022 году вышла статья о том, как некоторые очень маленькие мутации привели к тому, что наши мозги получили возможность бурно расти и привели нас на вершину эволюции. Но даже маленькие мутации выражаются в больших внешних изменениях. Например, в редукции шерсти. Очевидно, что обезьяна волосатая, а люди нет. Однако, если посчитать количество волосяных луковиц на коже, то у человека и шимпанзе оно примерно одинаковое. Даже так — грудь человека более мохнатая, чем у гориллы. И даже лоб на самом деле волосатый — на нем столько же волосяных луковиц, сколько на волосистой части головы. Но ни у нас, ни у шимпанзе, например, нет подшерстка — его вообще нет у всех человекообразных.
В поведении разница человека и не человека, казалось бы, тоже очевидная. Мы умные, говорящие, мегаобщительные. На практике же различия сводятся к очень небольшому количеству свойств. Потому что, если мы будем оценивать поведение человека и шимпанзе одними и теми же методами, то мы увидим много похожего. Правда, человек гораздо более спокойный, он контролирует свои внутренние позывы. Потому что у него мышление развито все-таки чуть лучше. Человек намного более занудный. Он очень склонен учить и учиться, договариваться, а не бить друг друга по мордасам. А шимпанзе — все то же самое, но в обратную сторону. Более агрессивные, постоянно переключающиеся, учатся просто наблюдением, а не целенаправленно.
Если научить обезьяну говорить на языке жестов, то она будет это делать не хуже человека — на уровне двухлетнего ребенка. Но у обезьян и мозг в три раза меньше! Так что различия получаются не качественные, а, скорее, количественные. Главные поведенческие свойства, которые мы привыкли считать нашими: доброта, юмор, способность к обману, ругательству — у человека и у обезьяны строго одинаковые.
Некоторые из нюансов нашей эволюции до сих пор еще находят какие-то дополнительные подтверждения в исследованиях, например, по генетике. Недавно вышла статья про генетику исчезновения нашего хвоста. Довольно долго считалось, что хвост исчезал как бы постепенно, но ученые доказали, что, на самом деле, существует очень небольшое количество мутаций. То есть буквально парочка из них привела к тому, что хвост — бац — и исчез. Эволюционный процесс иногда может происходить очень быстро, если мутации дают какое-то преимущество.
Человек и обезьяна: палеонтологические данные
Человек — все-таки обезьяна, причем как мы выяснили, даже не сильно уникальная. Особенно здорово это видно по палеонтологическим данным. Уже двести лет палеонтологи выкапывают всяческие «запчасти» из земли, сравнивают их между собой. И сейчас у нас есть полная последовательность промежуточных форм от Purgatorius, который жил 66 млн лет назад и был размером с крысу, до нас. В каких-то отрезках времени найдены только зубы, полных скелетов нет, потому что обезьяны прыгали по деревьям и в палеонтологическую летопись попадали, к сожалению, далеко не всегда. Тем более, что большая часть истории происходила в тропиках, где палеонтологи просто не сильно копали. Но даже при всем этом, у нас есть безумное количество палеонтологических данных.
Архицебусы, сааданиусы, проконсулы, австралопитеки, питекантропы, протосапиенсы, сапиенсы — изменения от одной формы к другой были плавными, мы можем это наблюдать по находкам и, зная данные о климате, условиях существования, объяснить, почему они происходили. Сначала наши предки слезали с деревьев, потом они меняли свою диету, брали в руки булыжники и начинали расселяться из тропических зон в другие. Это огромное количество информации.
От Дарвина до синтетической теории
Спорить о том, что человек не произошел от обезьяны, как-то даже наивно. Это так же странно, как спорить о том, что я не произошел от своих родителей. Тогда можно сколько угодно предоставлять справки из роддома, свидетельства о рождении, но люди скажут — все подделка. Примерно так же себя ведут те, кто до сих пор пестует миф о том, что человек не происходил от обезьяны, и что Дарвин был неправ.
Причем тут вообще Дарвин? Дарвин жил 150 лет назад. Дарвин развел концепцию естественного отбора. А уже через сто лет после Дарвина была сформирована синтетическая теория эволюции. С тех пор прошло еще полвека, и наука уже вышла на такой большой уровень развития, что вспоминать Дарвина и что он там говорил в контексте происхождения человека, как-то странно.
Невозможность превращения
«А почему же тогда сейчас современные обезьяны не превращаются в людей?» — спрашивают меня. Хочется ответить так: «Сейчас есть и миллионеры, так почему вы, лично задающие мне этот вопрос, до сих пор не эволюционировали до их уровня?» Существует много разных экологических ниш, разных эволюционных путей. И даже к одной экологической нише можно приспособиться по-разному, это зависит от каких-то сиюминутных нюансов, от наличия необходимых мутаций, от исторической составляющей. Например, в одной и той же африканской саванне находятся и павианы, которые нам родственники, и какие-нибудь антилопы, и ежики, и черепахи, и птички — кто угодно. И все это в одной и той же саванне. Казалось бы, почему все не превращаются в жирафов? Давайте спорить с пеной у рта, что жирафы вообще ни от кого не происходили и что они — вершина эволюции. Это будет очевидным бредом. У каждого живого существа есть свой эволюционный путь.
Современные мартышки эволюционировали в мартышек, потому что их предки эволюционировали не совсем так, как мы. У них были другие предпосылки, свои мутации. А человек эволюционировал в человека. И нет вообще никакой эволюционной силы, которая бы двигала кого-то в сторону человека. Потому что в самом вопросе — почему обезьяна не эволюционирует в человека, подразумевается, что человеком быть круто, а обезьяной — нет.
На самом деле, масса признаков у обезьян эволюционировала гораздо дальше. Строение кисти, зубов, позвоночника и местами, кстати говоря, мозга. Потому что у них были другие задачи, они по-другому питались, двигались, были другого размера. Те же гиббоны от исходника отличаются гораздо сильнее, чем мы: они более эволюционно продвинутые. Они очень добрые, между прочим, и хорошо умеют петь. Почему спрашивающие меня про обезьян не эволюционировали в гиббона?
Мы — обезьяны, куда деваться. И все-таки мы немного особенные обезьяны. Мы можем думать о других обезьянах, изучать других обезьян. И планировать свое обезьянье будущее. Это замечательно! Занимайтесь лучше этим, а не верой во всякие мифы.