Об эксперте: Елена Гудова, кандидат социологических наук, старший консультант отдела стратегии IKRA Group.
Почему важно знать, как люди понимают инновации?
«ИКРА» провела исследование, отправной точкой которого стал принцип инверсии из латерального мышления: вдруг сложности с инновациями не в том, как мы их внедряем, а в том, как они внедрены в нас? Или же, говоря языком социального конструкционизма, в том, как именно понимаются в обществе инновации, и в действиях, которые люди в связи с этим предпринимают.
Эта философская традиция учит, что реальность, в которой мы живем, сконструирована особым образом, а окружающие нас «очевидные» явления на самом деле являются социальными конструктами — «невербальными договоренностями», которые люди заключили, чтобы понимать вещи схожим образом и действовать в соответствии с этим. Вне этих «невербальных договоренностей» социальные конструкты не существуют, потому что именно люди наделяют их значением и внедряют в мир.
Так происходит и с инновациями: наши представления о них берутся из многочисленных рейтингов инновационных компаний, интервью с экспертами, статей в СМИ, научпопа, собственного опыта и т.д. Люди еще до конца не договорились, что же именно мы считаем инновационным, а это значит, что инновационными в представлении потребителей могут быть и робопиццерия, и завод по производству воды из хот-догов, да и вообще что угодно. А это, в свою очередь, значит, что на рынке не обязательно быть инновационным, надо просто быть убедительным и авторитетным. В этом есть и хорошее, и плохое.
От научного наследия до масштабных госпрограмм
Инновации в России во многом следуют советской риторике, где они жили в научных институциях, среди ученых и инженеров. Это были «формальные» инновации от государственных научных лабораторий, НИИ и конструкторских бюро. А «пользовательские», более близкие к жизни инновации часто существовали в неформальных экономических практиках населения и местечковом изобретательстве.
Чтобы составить таймлайн по десятилетиям, мы просмотрели историю публикаций в СМИ, основные государственные регулирующие документы, а также результаты опросов общественного мнения. Далее представлены не конкретные примеры и события, а общее темы и направления публичного обсуждения, которые, если обратиться к природе «социального конструкта», и оказались тем источником представлений об инновациях, которые сегодня существуют у россиян.
1990-е годы. Советское наследие
Насущные вопросы — про выживание, прибыль, поиск и реализацию возможностей при переделе собственности и переизобретении рынков. Других инноваций, собственно, и нет. Государство отчаянно пытается сохранить остатки советского научно-технического задела, бизнес осознает и строит себя, а население отчаянно пытается сориентироваться в новой реальности и, само того не подозревая, ищет и находит инновационные решения и практики в большом количестве бытовых ситуаций. Местечковое изобретательство по принципу «Оч.умелые ручки» или пособия и газетные материалы «как использовать остатки Х для создания У» (такие публикации были в «Работнице», «Крестьянке», а позже — в «Юном технике», «Сделай сам», «Изобретатель и рационализатор» и других журналах, обширный архив можно найти, например, здесь) — отличный тому пример.
2000-е годы. Технооптимизм
Еще в конце 1990-х годов спрос на научные открытия и прикладные разработки начали потихоньку предъявлять нефтегазовая, легкая и пищевая промышленность. Но в «нулевые» все изменилось — государство начинает формировать целую сеть поддерживающих институций, законов и программ.
Так, в начале 2000-х годов формируются федеральные целевые программы и особые экономические зоны. Появляется письмо про основы политики в области науки и технологий до 2010-го (в 2002 году), в 2006-м запускается программа создания технопарков в сфере высоких технологий, которая будет идти до 2014-го. Создается инфраструктура госкорпораций, ответственных за прогресс и модернизации: «Ростех», «Роснано», ВЭБ для финансирования госпроектов и другие.
«Нулевые» становятся временем размашистого технооптимизма и техномодернизма, где проявляются обретенная стабильность экономики и рост доходов, укрепившегося государства. Это строительство считывает и население, что видно, к примеру, в исследовании ВЦИОМ (июнь 2007 года): 63% опрошенных россиян полагали, что инновации — это необходимое условие будущего процветания России, все вложения в них непременно окупятся, и нужно вкладывать больше. При этом 53% затруднились объяснить, а что, собственно, такое инновации. Если кратко, то 22% сказали, что это любые нововведения; 15% — внедрение современных технологий; 6% — что использование достижений науки и техники.
2010-е годы. Модернизация
«Десятые» стали десятилетием экспансии государства внутри дискурса «инноваций». В 2010-2011 годах создается и начинает активно развиваться инновационный центр «Сколково». Уже к 2011 году узнаваемость бренда Sk была достаточно высока и тесно закрепилась в языке в связке с «наукой», «инновациями» и «центром» (по данным опроса ФОМ). У россиян сложилось представление о том, что инновации непременно нужны, потому что нужна модернизация, хотя и не всегда понятно, что же это (все еще по результатам ФОМ).
Помимо этого, за счет активных инвестиций в НИОКР и консолидации исследовательских организаций и экономических потоков, государство также постепенно перехватывает не только информационную, но и экономическую повестку инноваций. Отголоски этого можно видеть еще в одном опросе ФОМа (июнь 2013 года): 55% россиян по-прежнему связывало инновации с прогрессом и будущим, но в этих связях не было никакой личной составляющей, эмоций или опыта. А еще там почти не было бизнеса или бизнес-процессов — только деятельность супер-субъектов (государства или очень крупных корпораций) с серьезными вложениями и солидной отдачей в будущем.
Еще одно из немногих исследований восприятия инноваций, проведенное в 2016 году, в целом подтверждает сложившуюся картину: советское наследие все еще ценно, инженерная мысль по-прежнему сильна, государственный патернализм в науке явно пойдет науке во благо. Но при этом лично я, конкретный житель России, не готов к инновационному поведению или внедрению инноваций в свою повседневность.
Все это было масштабно, и даже слишком масштабно — себя в этом было не найти. В довершении этой глобальной конструкции в 2018-м появились «Национальные проекты 2019–2024», наследники ранее существовавших Приоритетных нацпроектов. Именно Нацпроекты 2019–2024 подарили нам такие важные реалии современности как крен в сторону цифровизации и цифровой трансформации.
В итоге к 2020-м годам сложилось так, что:
- Как не было до конца ясным, что такое инновации, так оно и остается. Доверие было (особенно в «нулевых»), технооптимизм был, а понимания не было.
- Язык и разговор об инновациях по большей части закрепился за государством. Риторика «менять-улучшать» дала людям представление о том, что государство лучше знает, как надо, а наука и без того обладала огромным кредитом доверия. Только обычному человеку в этом разговоре об инновациях места особо не осталось.
- Аналогично случилось и с бизнесом. Его инновационные процессы и решения просто не попадали под сложившееся понимание того, что инновационно, как минимум до бума интереса к гибким методологиям в разработке (Agile, Kanban, Scrum, Lean и т.д), принципы которых стали внедрять и применять разные компании и бизнес-подразделения.
Переизобрести разговор, а не язык инноваций
Сегодня «инновации» интегрировались в инфошум и стали кликбейтом в заголовках, поскольку за своей неопределенной конструкцией, даже с большим доверием к технологиям и модернистским устремлениям государства, не всегда показывают конкретному человеку понятное положительное влияние на его или ее жизнь. А именно повышение уровня жизни и ее комфорт рассматриваются как одни из наиболее ожидаемых эффектов развития науки и технологий.
Компаниям недостаточно использовать «инновационные» слова-маркеры, ведь в сложившейся системе представлений инновации оказались достаточно далеко от повседневного опыта человека и даже конкретных бизнес-практик, на территории больших проектов, будущего и науки.
Ответом на сложившуюся ситуацию может быть не изобретение нового языка, а, скорее, попытка демократизировать эти самые инновации — сделать их частью повседневности и процессом сотворчества. Через максимальную наглядность влияния конкретных решений на качество жизни и обучение креативным навыкам мышления сотрудников и клиентов у компаний есть хороший шанс не только приземлить «инновации», но и вложиться в собственный человеческий капитал и создать лояльное клиентское сообщество.
В пример здесь можно привести IDEO, Unilever или IKEA. В каждом случае это свой способ работы в логике совместного создания ценности (customer co-creation), который помимо более плотного взаимодействия с пользователями в разработке и продвижении подразумевает более активное вовлечение во все этапы реализации. OpenIDEO работает с запросами и потребностями различных локальных сообществ; Unilever устраивает локальные конкурсы под решение конкретных задач, стоящих перед компанией и выбирает победителей; IKEA же фактически краудсорсит идеи пользователей, а потом помогает реализовывать лучшие и получать соответствующее материальное и нематериальное признание.
Во всех этих случаях компании не столько играют от потребности и дают пользователю возможность глубже раскрыть свои боли и желания, сколько предлагают придумать что-то совершенно иное, с чем дальше будет работать большое количество людей. Включаться может кто угодно, и для этого совершенно неважно знать про типологию и устройство инноваций, про рыночные тренды — достаточно дать уверенности в том, что любое решение будет ценно, а инновации начинаются с вас.