Эксперт тренда
Алексей Басов в 1998 году окончил Московский государственный университет печати. Является частным инвестором ряда российских высокотехнологических компаний. Занимал должности вице-президента Mail.ru Group, вице-президента ПАО «Ростелеком», а также председателя совета директоров ряда дочерних компаний и главы венчурных фондов Finam IT и Commit Capital. С 2017 года является инвестиционным директором РВК — государственного фонда фондов и института развития венчурного рынка России.
— В начале июня в РВК прошли обыски, и глава компании Александр Повалко был отправлен под домашний арест. Как это повлияет на работу компании, на текущие и будущие сделки?
— Безусловно, это стало тяжелым ударом по инвестиционному рынку и деловому климату. В фокусе внимания следствия — деятельность дочернего зарубежного фонда RVC I LP. В частности, реинвестирование фондом в портфельную компанию Alion Energy Inc. средств, вырученных от продажи портфельной компании Soft Machines Inc. Одним из непосредственных следствий этих событий станет рост токсичности бюджетных денег. Без сомнения, инвесторы и предприниматели будут еще с большей осторожностью рассматривать возможности совместных проектов с государством. Тем не менее, РВК продолжает работу и реализацию своих инициатив. Мы являемся оператором ряда крупных инновационных проектов, в том числе национального масштаба. Все взятые обязательства по ним, включая коммитменты по венчурным фондам и сделкам, будут выполнены в полном объеме.
— Как сказывается кризис на российском венчурном рынке?
— Структура кризиса — и мирового, и российского — пока не столь очевидна. Последствия будут видны по результатам полученных во втором квартале цифр. Однако венчурные рынки достаточно устойчивы к подобного рода кризисам. Поэтому мы думаем, что фундаментальных изменений в поведении инвесторов с длительным горизонтом инвестирования (прежде всего, это венчурные фонды, частные, корпоративные) не будет. Например, согласно весеннему исследованию CB Insight, больше половины инвесторов не предполагают каких-то существенных изменений в своих стратегиях.
— Наблюдается ли снижение активности по новым сделкам?
— Безусловно, мы фиксируем замораживание работы по ряду новых сделок. Сейчас большинство фондов концентрируется на повышении качества управления текущим портфелем. Мы видим, что потребительский сектор в России теряет привлекательность. Портфельные компании разворачивают свои продукты на более устойчивые корпоративный и государственный сектора. Это нормальная реакция на кризис. Когда денег становится меньше, то они, как вода, стекаются в те места, где глубже.
— А позитивные моменты есть?
— Порядка 30-40% инвесторов — GP и LP мировых фондов — ожидают, что кризис принесет им новые возможности. Они планируют более агрессивный подход в размещении своих инвестиций. Инвесторы рассматривают в хорошем смысле спекулятивные сделки, рассчитывая на то, что рост многих сегментов существенно ускорится.
— В феврале в одном из интервью вы сказали, что за последние пять-семь лет количество иностранных фондов, которые оперируют в России, сократилось по понятным политическим причинам. Но тогда вы отметили, что тренда на уход иностранных инвесторов на горизонте одного-двух лет не видите. Изменилось ли ваше мнение с началом кризиса?
— Нет, здесь моя позиция не меняется. Она подтверждается цифрами, а не только оптимизмом и патриотизмом. Мы видим, что большое количество иностранных игроков активно оперируют на нашем рынке. При этом эти игроки представляют разные регионы. Прежде всего, можно выделить европейско-американских инвесторов и азиатских инвесторов. Активны и израильские инвесторы. В 2019 году число иностранных фондов на российском рынке достигло 25 штук. В 2018 году было почти в два раза меньше.
— Какие проекты интересуют иностранных инвесторов?
— В основном, это то, в чем традиционно сильна наша инженерная школа. Это облачные вычисления, искусственный интеллект, безопасность, хранение данных. Можно вспомнить недавний успех HeadHunter. Это платформа, чья выручка, в основном, формируется именно российским рынком. Однако проект вышел на американский публичный рынок и был оценен более чем в миллиард долларов, то есть стал единорогом. Можно вспомнить и такие крупные сделки 2019 года, как продажа долей в сервисе объявлений «Авито» за $1,16 млрд африканскому холдингу Naspers, покупка веб-сервиса Nginx американской компанией F5 за $670 млн. Безусловно, кризис скорректирует и динамику роста компаний, и активность иностранных инвесторов: своя рубашка ближе к телу. Однако мы не думаем, что это снижение затянется больше чем на несколько месяцев.
— Думаете, что к осени ситуация на венчурном рынке нормализуется?
Я думаю, что коронакризис как фактор будет довлеть достаточно долго и на умы, и на состояние экономик. Но инвесторы, прежде всего, видят и продают будущее. А будущее гораздо более долгосрочно, чем один, два, три года. Если говорить про международных инвесторов, то они смотрят на проекты, не привязанные к емкости российского рынка. В этом смысле HeadHunter — хороший пример, но пока больше, наверное, исключение. Вообще, на рынке никогда не было так много денег. На конец 2019 года объем uncalled capital в венчурных фондах составил $2,5 трлн. И, наверное, никогда — последние десять лет точно — цены на проекты не были настолько дешевы. Это время покупать.
— Как меняются приоритеты инвестфондов? Будут ли более востребованы решения, которые сейчас «выстреливают» на фоне коронавируса?
— Весь ландшафт мирового спроса — как корпоративного сектора, так и государственного, и консьюмерского, т.е. частного — безусловно, поменяется. Это осознают все инвесторы. Можно выделить несколько основных векторов, в которых произойдут кардинальные изменения.
Первый вектор — цифровизация. Спрос на решения повышения эффективности, дистанционного взаимодействия сегодня на сотни процентов превышает тот спрос, который был всего несколько месяцев назад.
Второй вектор — повышение значимости медицины. Решения в области фармацевтики, медицинских технологий, изделий и платформ — всего, что связано с дистанционной диагностикой, вторым мнением врачей, — будут конкурировать в ближайшие годы с ИТ. До сих пор в структуре венчурного рынка ИТ-сектор занимал порядка 70-80% в деньгах, медицина с 20-30% шла на втором месте.
И третий вектор — новый социальный опыт, который можно смело отделять от цифровизации. Он заключается в том, что люди учатся работать, покупать, дружить, общаться, развлекаться и потреблять в режиме онлайн.
— Ввела ли РВК меры поддержки малого и среднего технологического бизнеса?
— Если погружаться в конкретику, то можно вспомнить пакет приоритетных мер поддержки компаний НТИ. Это грантовая программа, которая позволяет технологическим проектам привлечь существенные деньги — около 50 млн рублей на льготных условиях. Нам она дает возможность адресно поддержать компании, помочь им расширить бизнес. Мы перешли в кризисно-аварийный режим и активно работаем со всеми нашими портфельными фондами, погружаемся в задачи, потребности их компаний, чтобы весь наш портфель (а это около 200 компаний) минимально сбавил темпы роста в этот непростой период.
— К вам приходят компании, которые предлагают технологические пути борьбы с коронавирусом?
— Да, и достаточно много — все они видят потенциал в текущей ситуации. У нас для них есть два стандартных трека. Во-первых, мы направляем их на рассмотрение нашими венчурными фондами, уже несколько сделок находятся на этапе проработки. Второй трек — грантовая программа поддержки НТИ, у которой сейчас в приоритете, безусловно, поиск именно таких компаний. С начала этой программы пришло уже более 70 проектов-заявок. Ряд из них были предварительно одобрены для получения грантовой поддержки благодаря своей дополнительной актуальности в период коронакризиса.
— Что нужно сделать, чтобы в Россию стекались стартапы со всего мира, которых сейчас переманивает Кремниевая долина?
— Я думаю, подобные задачи не ставит перед собой никто, даже в Кремниевой долине. Наша цивилизация сегодня живет в парадигме разделения труда, специализации. Мир сейчас слишком большой, рынок широкий, и в нем есть немало центров притяжения. И в Азии, и даже в той же Америке с Долиной конкурируют несколько других инновационных кластеров. В Европе и в России тоже есть несколько технополисов, ориентированных на рынок EMEA (включающий в себя Европу, Ближний Восток и Африку. — РБК Тренды). Поэтому правильнее говорить о повышении конкурентоспособности России как исходного рынка для запуска компании и повышения ее привлекательности для международных инвесторов.
— Какие проблемы мешают российскому инвестрынку?
— Традиционной проблемой нашего рынка является недостаток «длинных» денег. Это происходит оттого, что целый класс долгосрочных инвесторов, я имею в виду негосударственные пенсионные фонды и страховые компании, не имеют возможности инвестировать в фонды прямых и венчурных инвестиций, в отличие от своих западных стран. Недостаточная емкость российских публичных бирж также ограничивает количество местных IPO. В целом, это признак неполной зрелости нашего венчурного рынка. К нему же можно отнести неразвитость ряда ролей, таких как инвестиционные банки, независимые оценщики, институт менторов, только формирующийся институт независимых директоров.
Вторым важным барьером является регуляторная среда и правоприменительная практика. Над совершенствованием законодательства в этой части РВК активно работает совместно с правительством и профильными министерствами, Минэкономразвития.
Третий фундаментальный блок — это предпринимательская культура. Недостаток бизнес-образования, нетерпимость к неудаче и бизнес-риску, ограничения в культурной совместимости, недостаточная вовлеченность в специфику глобального рынка — довольно типичные черты нашего предпринимательского сообщества. Для преодоления этих культурных, барьеров также необходима системная работа государства как ключевого драйвера национального развития. Институтам развития также нельзя оставаться в стороне, не смотря на долгосрочный характер задачи. РВК, в частности, осенью 2020 года планирует начать апробацию курса по технологическому предпринимательству в пилотных школах. А по аналогичному курсу для вузов уже прошли обучение тысячи студентов.
— В ежегодном рейтинге активных венчурных инвесторов 2019 года вы констатировали рост количества сделок, но нигде нет данных по сорвавшимся сделкам…
— Мы такую статистику не ведем. На каждую закрытую сделку приходится довольно устойчивый коэффициент сделок, не состоявшихся на самых разных этапах. Есть классические принципы воронки: фонд смотрит, например, 300 компаний в год, из них 30 изучает очень глубоко, только десять выносит на органы одобрения, и они конвертируются в итоге в две-три закрытые сделки в год. Это нормальное распределение усилий. В целом, по миру мы видим устойчивый многолетний тренд, связанный с ростом капитала, ростом среднего чека и снижением количества сделок. Вымываются целые слои инвесторов, ориентированных на небольшие сделки. Рынок становится все более зависимым от так называемых суперфондов и мегараундов. То есть сделок, объем которых превышает $100 млн. В России этот тренд пока не столь заметен, однако наш рынок подчиняется общей логике развития отрасли, где крупные игроки занимают все большую долю, а минорные ее сокращают. В целом это связано с профессионализацией сообщества, появлением у лидеров возможности эффективно конкурировать за лучшие сделки во всех ценовых диапазонах, надежно распознавать качественные проекты на все более ранних стадиях.
— Насколько доходны фонды с участием капиталов РВК? Все ли сделки по выходам обладают доходностью?
— Конечно, не все. Это нормальная экономика любого фонда — когда ряд сделок не приносит доходности, оказывается либо убыточным, либо продается фактически в ноль. Однако экономика фонда за счет успешных сделок в подавляющем большинстве случаев оказывается в плюсе. Средняя доходность индустрии за последние 15 лет стабильно опережает индекс S&P500. Наше требование к фондам — способность проинвестировать не менее, чем в 15-18 компаний. Обычно с этой границы начинает работать арифметика, когда несколько успешных компаний могут окупить все вложения фонда, включая и менее удачные инвестиции. Если говорить о доходности РВК, то в 2019 году общая сумма сделок по выходам с участием наших фондов составила 2,5 млрд руб, это на 35% выше, чем в предыдущем году. При этом ряд сделок показал практически трехзначную доходность: можно вспомнить продажу компании Syntacore фондом Terra VC и выход наших фондов из компании «Вокород» в пользу Huawei.
— Сколько РВК зарабатывает денег для российского бюджета своей деятельностью?
— Наша доходность зависит от доходности каждого венчурного фонда в портфеле — на сегодня таких фондов 29. Классической методикой оценки эффективности, конечно, является расчет фактической доходности, т.е. по возвращенным инвесторам средствам. В этом смысле РВК сейчас находится на этапе инвестиционного периода, когда мы формируем новые фонды, присоединяемся к существующим. Завершил свою работу на данный момент лишь один фонд из «исторического» портфеля РВК — Максвелл Биотех. Команда фонда завершила работу с положительным финансовым результатом и принесла доход инвесторам. Если говорить про общий объем выходов фондов с нашим участием, на начало 2020 года их объем приблизился к 10 млрд руб. Это около трети от того объема, который в свое время вложило государство.
Если говорить о промежуточной оценке, то каждый фонд проходит ежегодный аудит и оценку активов, что позволяет оценить стоимость текущего портфеля. Здесь могу сказать, что ставка на частных соинвесторов и профессиональных рыночных управляющих, вместе с нами предъявляющих высокие требования к качеству инвестиций, себя полностью оправдывает. Подавляющее большинство наших фондов демонстрирует существенную доходность, которая позволяет быть уверенным, что фонд фондов РВК — не только важный элемент развития инновационной экосистемы, но и выгодный инвестиционный инструмент. Основные показатели нашей работы публикуются в ежегодных отчетах компании.
Помимо доходности, РВК как институт развития ориентируется и на социально-экономические эффекты от наших инвестиций. Это созданные и запатентованные нашими портфельными компаниями технологии, уплаченные налоги, сгенерированная выручка, рабочие места. К примеру, на конец 2019 года проинвестированные РВК компании уже получили около 950 РИД (результатов интеллектуальной деятельности), существенная часть из которых — иностранные.
— Какие незанятые технологические ниши вы видите на российском рынке?
— Наверное, корректнее говорить о сегментах, которые сейчас находятся на пике славы и будут находиться еще лет десять.
Прежде всего, это решения, связанные с цифровым дистанционным взаимодействием и потреблением. Второй блок — это дистанционное обучение, которое сейчас входит в фазу активного роста. Следующий пункт — повышение эффективности промышленных решений: автоматизация, цифровизация, роботизация. Активно будет развиваться и медицина в широком смысле. Решения в области транспорта, доставки, логистики, уберизация всего и вся тоже получают много шансов на активное развитие. Следующий блок связан с торговлей. В ближайшем будущем доля цифровых продаж, либо конвергентных продаж будет составлять 50% и больше. Стоит также упомянуть индустрию развлечений. Во время кризиса люди научились потреблять контент, получать впечатления более сложными цифровыми или комбинированными способами. Этот опыт не может быть забыт.
— Может быть, стоит больше инвестировать в науку, к которой все обратились во время пандемии?
— Тезис о том, что нужно больше вкладываться в долгосрочные академические изыскания, мне не очень близок. Я считаю, что экономика научной мысли надежно балансируется спросом на глобальное развитие. Мир ежегодно потребляет огромное количество инноваций, которые приходят из прикладной и академической науки. Этот конвейер великолепно работает, он хорошо встроен в идею технологического и общественного прогресса, а уж пожаловаться на низкие темпы развития технологий, я думаю, наше с вами поколение точно не может.
— На ваш взгляд, какие вызовы ставит кризис перед инновациями и о чем принципиально новом нужно задуматься?
— Предпринимателям и инвесторам важно найти баланс между запросом на изменения, который сформирован ситуацией, и степенью инертности потребителей и среды. Потому что очень легко уйти в размышления, что мир никогда не будет прежним, изменилось примерно все, и здравствуй, дивный новый мир. Это, безусловно, не так. Каждый кризис вызывает ощущение фундаментальности изменений. Однако через несколько месяцев мы понимаем, что мир представляет собой гораздо более устойчивую конструкцию, чем это представляется при чтении ленты новостей. Очень легко обогнать свое время и сделать продукт, который не будет массово востребован в обозримом горизонте. Каждый инвестор постоянно сталкивается с проектами, ориентированным на будущих потребителей, и здесь очень важно оценить, насколько это будущее близко. Поэтому здравая оценка восприимчивости общества к новому, пропускная способность инноваций в единицу времени, независимо от внешних шоков — будет ключом к успеху предпринимателей и успеху тех компаний, которые претендуют на лидерство в новой экономической ситуации.
Подписывайтесь на Telegram-канал РБК Тренды и будьте в курсе актуальных тенденций и прогнозов о будущем технологий, эко-номики, образования и инноваций.