Теоретическая база
В 1969 году американский психолог Филип Зимбардо провел любопытный эксперимент: он оставил два автомобиля в разных местах: один — в нью-йоркском криминальном Бронксе, другой — в примыкающем к кампусу престижного Стэнфордского университета городе Пало-Альто в Калифорнии. Довольно быстро из машины, припаркованной в неблагополучном районе Нью-Йорка, были вынесены все ценные детали, а оставшийся от нее скелет был облюбован местными детьми в качестве места для игр. Автомобиль в тихом калифорнийском городке неделю оставался нетронутым. Тогда Зимбардо и его команда нанесли сохранившейся в целости и сохранности машине видимые повреждения. Как результат: через несколько часов автомобиль в Калифорнии мало отличался от того, что был припаркован в Бронксе — его обчистили весьма платежеспособные местные жители.
В 1982 году в американском журнале The Atlantic Monthly вышла статья «Разбитые окна», в которой авторы Джеймс Уилсон и Джордж Келлинг, отталкиваясь от эксперимента Зимбардо, выдвинули теорию, сводящуюся к тому, что попустительство в отношении мелких правонарушений, таких как мусор в парках, граффити на стенах, пьянство в общественных местах, приводит к возрастанию числа преступлений, в том числе серьезных. Эта мысль лаконично показана в следующей фразе из материала: «Если в здании разбито одно окно и его не ремонтируют, то вскоре будут разбиты и все остальные окна». По мнению авторов теории, испорченное стекло свидетельствует о том, что общество не обращает внимание на такие акты вандализма — значит, их можно повторить.
Следовательно, чтобы снизить общий уровень преступности, властям необходимо предпринять жесткие меры по пресечению даже мелких правонарушений, то есть проводить так называемую политику «нулевой терпимости», чтобы в конечном счете само общество считало всякое девиантное поведение неприемлемым.
Исследователи из университета Гронингена в Нидерландах провели серию из шести экспериментов, чтобы доказать или опровергнуть выдвинутую американскими социологами теорию. Цель первого эксперимента заключалась в том, чтобы выяснить, будут ли люди сорить, если поблизости нет урны.
Для проверки теории была выбрана улица Гронингена, на которой парковка для велосипедов располагалась рядом с чистой стеной, где висел знак о запрете граффити. Тогда ученые распечатали флаеры выдуманного магазина и повесили их на припаркованные велосипеды, чтобы посмотреть, что с ними будут делать владельцы, а сами скрылись в укромном месте, наблюдая за участниками исследования. Результаты оказались таковы: из 77 велосипедистов лишь 25 (32%) выбросили флаеры на землю.
Затем эксперимент повторили, предварительно размалевав стену бессодержательными рисунками, хотя в остальном обстановка осталась прежней. На этот раз намусорили 53 человека из 77 (69%).
Оставшиеся пять экспериментов нидерландских ученых подтвердили достоверность теории «разбитого окна».
Практическое применение
Нью-Йорк 1990-х годов сложно назвать воплощением «американской мечты»: в городе был высокий уровень преступности, на улицах — грязь, коммунальные службы не справлялись со своими обязанностями. Избранный в 1994 году мэр американского города Рудольф Джулиани предложил решение — необходимо воплотить теорию «разбитого окна» на практике. С тех пор он последовательно выступал против толерантности к всякого рода преступлениям, что, по мысли градоначальника, должно было улучшить криминогенную обстановку.
Как пишут американские журналисты, предложение Джулиани, с одной стороны, вызвало у некоторых ухмылки, с другой, — проводимая мэром политика объединяла республиканцев и демократов. Первым нравилось, что благодаря «нулевой терпимости» восстанавливается порядок, других же она привлекала тем, что относительно гуманными методами предотвращала каскад более серьезных преступлений.
«Теорию разбитых окон нельзя рассматривать в отрыве от контекста движения за «партнерство полиции и сообщества» (т. н. community policing). Эта идеологическая и прикладная парадигма появилась как альтернатива традиционной полицейской работе в конце 1970-х, окончательно оформилась в 1980-е и доминировала в 1990-е и 2000-е. В чем суть «партнерства полиции и сообщества»? Есть традиционная моторизованная штатная полиция, сотрудники которой одеты в форменную одежду, подчиняются строгому протоколу и, главное, маршрутам патрулирования. Ее действия по определению реактивны: что-то случилось, об этом получен сигнал, ближайший патрульный экипаж прибывает на место и решает возникшую ситуацию.
В 1960-е и 1970-е эта модель активно критиковалась. Такая полиция считалась оторванной «от земли», ее реактивность виделась как борьба с симптомами, а не болезнью. Кроме того, существовала проблема недоверия между людьми, живущими в неблагополучных районах, и полицейскими. Как следствие, жители таких мест или не вызывали полицию, или вызывали ее, только в тех случаях, когда требовалось серьезная интервенция. Основная посылка таких реформ: нам нужна более мобильная, близкая к людям полиция, которая способна решать их каждодневные проблемы», — описывает общий фон в американском обществе того времени Владимир Кудрявцев, криминолог, ассоциированный научный сотрудник Института проблем правоприменения ЕУСПб, докторант Университета штата Флорида.
Джулиани и его новый комиссар полиции Уильям Браттон ответили на назревший запрос горожан на новый формат взаимодействия с полицией тем, что в первую очередь сосредоточились на наведении порядка в метро, где около 250 тыс. человек в день не платили за проезд, а сама подземка была исперщена надписями, детали подвижного состава сломаны. Для решения проблемы в подземку были направлены сотни полицейских, тщательно следящих за порядком.
Новшества во взаимодействии горожан и правоохранительной системы стали заметны и на улицах мегаполиса: полицейские стали нетерпимыми ко всем, даже самым мелким нарушениям, например, к нанесению рисунков на стены и несанкционированной продаже сигарет.
И, к удивлению скептиков, преступность начала снижаться, а популярность мэра, наоборот, оставалась на высоком уровне, что позволило ему переизбраться на свой пост в 1997 году.
В аналитическом обзоре влияния полицейской реформы в Нью-Йорке упомянутый ранее Джордж Келлинг и Уильям Соуза высоко оценивают результаты изменения методов работы правоохранителей: «Снижение уровня насильственной преступности напрямую и в значительной мере связано с реализацией теории «разбитых окон». Благодаря новой политике с 1989 по 1998 год было предотвращено более 60 тыс. насильственных преступлений».
В 2001 году Джулиани покинул занимаемую должность, однако новая городская администрация Майкла Блумберга от методов восстановления порядка на улицах города предшественника отказываться не стала, даже наоборот, появилась новая практика под названием «останови и обыщи». Согласно этой практике, являющейся продолжением теории «разбитых окон», полицейские были наделены правом останавливать и допрашивать прохожих на предмет наличия оружия или запрещенных веществ.
Теория «разбитого окна» остается весьма актуальной и для современных политических лидеров. Так, в 2019 году губернатор штата Нью-Йорк Эндрю Куомо запланировал в рамках политики «разбитого окна» дополнительно нанять 500 полицейских, которые следили бы за общественным порядком в метро мегаполиса. Кроме того, в тот год, как сообщают очевидцы, выросло количество случаев жестких действий полицейских в отношении людей, которые нарушали правила пользования метрополитеном: например, к тем, кто вел торговлю в подземке или не оплачивал проезд. Возвращение к такой политике привело к массовым акциям протеста.
Критика теории и ее результатов
Поскольку предложенная авторами теория не осталась просто на страницах опубликовавшего ее журнала, а стала инструментом достижения серьезной социальной цели — обеспечения безопасности в населенных пунктах, она привлекла повышенное внимание общественности и спровоцировала бурю критических замечаний.
Например, колумнистка издания The Washington Post Бенч Эсфильд обвиняет авторов теории «разбитого окна» в намеренно ложной интерпретации результатов эксперимента с автомобилями Филипа Зимбардо в 1969 году, который стал ее теоретической базой. По мнению исследовательницы, вместо того чтобы фокусироваться на проблеме социального неравенства, теория авторов приводит к расизму и жесткому поведению полицейских, ведь беспорядок и правонарушения в большей степени распространены в бедных районах, где проживает цветное население. Тезис о возросшем количестве жалоб на действия полиции в 1990-х годах в Нью-Йорке подтверждает профессор права из Колумбийского университета Харкурт.
Другие исследователи отмечают, что снижение преступности в Нью-Йорке в 1990-е годы прошлого века — не заслуга политики «нулевой терпимости», а отражение социально-экономических изменений в американском обществе к лучшему: в ту эпоху снизилась безработица и начала ослабевать проблема массового употребления тяжелых наркотиков. Более того, было подмечено, что уровень преступности в Нью-Йорке начал снижаться еще до того, как была запущена политика «нулевой терпимости», и вообще улучшение криминогенной обстановки наблюдалось в большинстве городов США, даже в тех, где она не проводилась.
С точки зрения наблюдателей, не стоит также недооценивать весь комплекс реформ, проведенных в полиции Нью-Йорка во времена мэрства Джулиани. Например, тогда полиция города получила первые компьютеры, что позволило аккумулировать большое количество информации о правонарушениях, а это повысило возможности для анализа данных о криминогенной обстановке. Важно подчеркнуть, что и к самим представителям правоохранительных структур предъявлялись жесткие требования: если комиссар полицейского участка не мог объяснить рост преступности в своем районе и предложить адекватную стратегию по решению проблемы, следовало его смещение с должности.
Владимир Кудрявцев считает, что, похоже, реализация теории «разбитого окна» приводит к снижению уровня тревожности у жителей отдельных районов, а также позволяет не допустить перетекания практик девиантного поведения из условно неблагополучных районов в хорошие.
«Проблемы возникают в том случае, если район уже столкнулся с серьезной преступностью, например, в нем идет война банд за территорию. В таком случае отлов бездомных, уличных художников и секс-работников становится периферийной историей и вряд ли может серьезно исправить положение (хотя существуют предположения, что такая интервенция на самом деле может помочь, поскольку создает условия при которых у законопослушных жителей района снижается терпимость к преступлениям в принципе и повышается готовность сотрудничать с полицией). Поэтому у теории «разбитых окон» неоднозначная репутация, ее эмпирический статус до конца не определен. Иногда ее практическое применение дает результаты, а иногда нет. Кажется это сильно зависит от «вводных условий», — резюмирует криминолог.
Урбанист и архитектор Елена Пудова согласна с тем, что при детальном рассмотрении теория «разбитых окон» не является такой эффективной, иначе вывоза мусора и уничтожения граффити было бы достаточно, чтобы искоренить преступность.
«Мое мнение заключается в том, что борьба с правонарушениям должна быть направлена не только на наказание, но и на предотвращение. Если гражданам, в особенности молодежи, не будет предоставлен доступ к библиотекам, музеям, спортивным секциям, то они найдут себе то доступное развлечения, которое предоставит им улица. Не стоит маргинализировать молодежь — дайте им возможность самовыражения в безопасных условиях», — резюмирует Пудова.
Например, по мнению архитектора, если город наводнили граффити, то будет эффективнее направить творческую энергию уличных художников в нужное русло, организовав соответствующий фестиваль, вместо их преследования. Кроме того, было бы полезно активнее привлекать горожан к благоустройству и общественных пространств, как было в СССР, ведь в таком случае сами жители будут следить за порядком.
Примеры реализации теории разбитых окон в России
Теория «разбитых окон», реализация которой предполагает внедрения политики «нулевой терпимости» к нарушениям, — феномен не только американских реалий: эта политика в разные годы проводилась и в России для решения отдельных задач.
«Политика нулевой терпимости предполагает максимально возможное наказание за правонарушения, которые могут вызвать эффект «разбитых окон». Эта идея опирается на политические (идеологические), а не криминологические (научные) представления о преступности, и ее можно увидеть и в России. «Нулевой терпимостью» можно назвать отношение к хранению боеприпасов и наркотиков в России в нулевые — одного патрона было достаточно для возбуждения уголовного дела. При президенте Дмитрии Медведеве была введена «нулевая терпимость» для пьяных водителей в виде «ноля промилле», — приводит примеры из отечественной практики Антон Айсин, руководитель аналитического отдела Citymakers.
Вместе с тем, по его мнению, что в США, что в России, политика «нулевой терпимости» критиковалась по трем причинам:
- ее реализация требует детальных регламентов и открытости правоохранительной системы, иначе доверие к этим мероприятиям падает;
- в современном уголовном праве наказание — это мера коррекции поведения, а не форма возмездия. «Нулевая терпимость» — это возврат к архаичным практикам объективного вменения, когда одинаковые наказания применялись к взрослым, детям, людям с психическими расстройствами и даже к природным явлениям — без учета их особенностей;
- не всегда очевидна связь между «нулевой терпимостью» и «разбитыми окнами». Преступность имеет более сложную социальную природу.