Группа ученых в поисках ответа на вопрос «Почему русские — хорошие изобретатели, но плохие инноваторы?» опросила 198 предпринимателей из России, Южной Кореи, Тайваня и Финляндии. РБК публикует выдержки из книги Ольги Бычковой, Бориса Гладарева, Олега Хархордина и Жанны Цинман «Фантастические миры российского хай-тека», выходящей в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Несколько лет назад команда из Европейского университета в Санкт-Петербурге представила гипотетическую ситуацию, в которой были бы устранены все барьеры технологического развития в России, за исключением культурных факторов. Мы предприняли попытку выявить, есть ли специфические культурные черты, которые отличают российского технопредпринимателя от его коллег в других технологически развитых странах.
Основной вывод получился очевидным и неожиданным одновременно. В России — много интересных инноваторов, которые делают мало полезных вещей. Обусловлено это как их личностными особенностями, так и физической и материальной составляющей их работы — тем, что в своей сумме называется повседневными практиками, способами и стилями жизни в этом мире.
Конечно, мы не первые, кто заявляет тезис: «В стране много изобретателей, мало изобретений». В 2013 году американский исследователь, почетный профессор MIT Лорен Грэхэм представил похожий аргумент. В его книге Lonely Ideas. Can Russia Compete? рассказывается про жизнь и достижения российских изобретателей и последовательно доказывается тезис о том, что русские — хорошие изобретатели, но плохие инноваторы.
Грэхэм использует исторический материал за 300 лет развития инженерных наук в России и показывает, что у нас всегда было много гениальных технарей и ученых. Однако прорывные технологии, которые они создавали на бумаге в единичном и — редко — мелкосерийном варианте, затем реализовались в массовом масштабе в других странах. Русские осветили улицы электричеством, создали многомоторный самолет, транзисторы и диоды, радиопередатчик, опередили весь мир с идеей лазера, но при этом ни один из этих предметов неизвестен мировому сообществу как технологии, сделанные в России. Томаса Эдисона и его лампочки знают все, а что сделали Павел Яблочков и Александр Лодыгин, ответит не каждый даже на родине этих изобретателей. Почему сильна фундаментальная российская наука, но слабы прикладные области? Отвечая на этот вопрос, Грэхэм предлагает посмотреть на инновационные технологии не только как на предмет производства учеными в лаборатории, но и как на результат сложной системы их взаимодействия с тем, что находится за стенами лаборатории, — обществом. Именно общество, не всегда осознанно, в итоге определяет судьбу многих изобретений и их создателей.
При помощи исторических примеров Грэхэм демонстрирует, что технология не ответ сам по себе. Она сама собой не создается. Ей нужна поддержка (социальная, законодательная, политическая, экономическая и пр.) со стороны внешней среды. Умение выстроить такую поддержку либо подавлялось у русских изобретателей, либо отсутствовало в принципе. Изобретатели были способны создать интересную технологию в своей лаборатории (расположенной внутри завода, съемной квартиры, царского дворца и пр.), однако провалились в попытках коммерциализировать ее для всей страны. Как заключает Грэхэм, подобные провалы мы видели как три столетия назад, так наблюдаем и сегодня.
Усредненная картина по всем российским кейсам, конечно, упрощает реальность, но в любом случае в России аргументы мира вдохновения в том или ином виде присутствовали в рассказах большинства технопредпринимателей. В других странах, которые мы исследовали, технопредприниматели не обсуждали свою техническую работу в терминах творчества, а предпочитали говорить о технической эффективности и рынке (в Финляндии и Тайване) либо о компании, устроенной как хорошая семья (в Южной Корее).
Ошибка творца: почему вдохновение не лучший стимул для инноваций
Россиян отличала помешанность на творчестве. С одной стороны, они были в чем-то похожи на своих коллег из Азии и Европы — например, у всех информантов мы видели преобладание профессиональной идентичности над личностной или глубокую эмоциональную вовлеченность в деятельность фирмы, своего дела и процесс порождения новых продуктов. Но только у россиян творчество оказывалось своеобразной мантрой. Творческий характер работы как главная особенность их жизни, большие задачи, достойные вечности (а не приземленные и сиюминутные), создание «классных новых штук», которые в конце концов начинают работать и подтверждают твою способность творить, — все это подчеркивалось российскими технопредпринимателями как ключевые мотивы того, почему они стали заниматься технологическим бизнесом и продолжают это делать сейчас.
В интервью наших соотечественников эпитет «творческий» обычно наделен положительными коннотациями и характеризует человека, вещь или диспозитив с лучшей стороны. Часто в одном ряду с определением «творческий» употребляют другие позитивные характеристики: «одаренный», «думающий», «интеллигентный». Одновременно «творческий» значит «неструктурированный», «непланируемый», «импульсивный» и даже «безалаберный», «ситуативный». Однако в российском культурном контексте все эти недостатки прощаются талантливому творцу. Именно в творческом подходе к работе наши технопредприниматели видят свое отличие и конкурентное преимущество в сравнении с западными коллегами.
«Я совершенно безалаберный человек. Потому что есть элемент творчества внутри себя» (Олег, 1963 г. р., Татарстан).
«Мне кажется, что мы — Россия — выделяемся и пока, может быть, еще тем, что у нас среднее образование, особенно в старшей школе, сильнее, чем на Западе <...> То есть умение мыслить по-крупному, умение мыслить стратегически, мыслить наперед, может быть отбросив шелуху» (Владимир, 1953 г. р., Санкт-Петербург).
Россияне корейского происхождения, переехавшие работать в Южную Корею на долгий срок, подмечают, что в России слишком много творческих людей, а нужны бы жесткие и методичные бизнес-организаторы. Иногда засилье творческих личностей даже ведет к дисфункциям, когда каждый пытается добавить какую-то инновацию и тем искажает технологический процесс.
Тяга к вдохновению, творчеству и повышенной креативности, желание получать кайф от исследования мира являются тем барьером повседневности, который мешает коммерциализации разработок.
«Нам деньги не нужны! Это иллюзия, заблуждение. Вот забудьте про то, что деньги — это проблема. Это действительно так. То есть деньги компанию, скорее, убьют. Если у компании есть потребность в деньгах, она их получит, но она с большой вероятностью погибнет. Определяет успех не наличие денег»
(Константин, 1981 г. р., Новосибирск).
Зафиксированная в ходе анализа интервью приверженность отечественных технопредпринимателей к ценностям мира вдохновения — одна из самых интересных находок нашего анализа. Российские информанты в массе своей стали заниматься высокотехнологическим бизнесом, не только увлекшись задачей выстраивания эффективного производства (индустриальный мир), не только, чтобы заработать (мир рынка), но прежде всего потому, что стремились «заниматься любимым делом», или «техническим творчеством», и таким образом «реализовать творческий потенциал» и «самореализоваться». Они активно использовали слово «творчество» и его производные, описывая характер и содержание своей работы. В понимании отечественных технопредпринимателей именно творческая составляющая отличает их бизнес от обычного: «мы создаем новые технологии, а не перепродаем просроченные женские колготки». Они описывали удовольствие, получаемое от самого трудового процесса, когда «горели на работе», «творили», «реализовывали свою мысль в металле», «переживали озарения» и готовы были «не спать по ночам, чтобы поработать с новым оборудованием».
Отечественным технопредпринимателям важно «делать то, что любишь», а не «любить то, что делаешь» (как финны или тайваньцы). Такое отношение к труду акцентирует приоритет ценностей мира вдохновения, опирающегося на аффективное отношение к реальности и отрицающего прагматику рыночного мира.
Российских разработчиков отличала ярко выраженная любовь не к финальному продукту своей работы, а к ее промежуточному результату — разработке. Она становилась источником производства ни с чем не сравнимого кайфа, упоения, экстаза и эйфории. Разработка оказывалась и вещью, и процессом одновременно. Это то, что стоит на столе или разбросано в лаборатории перед тобой. Но это также и процесс, временные границы которого не определены. Одно из выраженных отличий российских инноваторов заключалось в их желании сделать с помощью разработки великое и оставить след в истории, национальной или мировой.
Найти выход из лаборатории: как изобретательство становится процессом без конца и без результата
Инновация — это единичный товар, достойный того, чтобы им заниматься. А рынок — это для других. Такой единичной вещью можно гордиться, показывать ее коллегам и людям в теме на конференциях и профессиональных выставках и получать от них признание: «это круто!», «молодцы!».
«...главное, чтобы процесс шел» (Григорий, 1972 г. р., Томск).
Российские технопредприниматели продолжали практиковать техники познания и усовершенствования себя, во многом схожие с техниками советского человека. Они ориентировались прежде всего на оценку своих поступков и действий небольшой значимой для них группой, которая могла оценить их достижения. «Мериться успехами» они считали возможным в узком кругу — с бывшими коллегами или людьми в теме, которые и обсуждали с ними их достижения и тем самым сооружали для них устойчивую идентичность. Это выражалось обычно в высказываниях типа: «Неважно, что результаты моей работы не приносят известности и денег, но мои коллеги знают, что я хороший специалист».
В подобном мире могли иметь смысл технологические качества и эффективность разработки, а капитализация или ее социальная значимость отодвигались на второй план. Достойное дело — это возможность прогнуть законы мира под себя, это запуск в ход нового интересного работающего механизма, являющего уникальное «я» создателя.
Под гнетом «бремени обязанностей» у российского инноватора возникают вопросы о том, как другие посмотрят и что скажут. Здесь становится явным напряжение, в котором живут российские технопредприниматели. Напряжение, связанное с проявлением себя внутри и вне лаборатории. Внутри лаборатории ты находишься один на один с вещью, со своей внутренней интроспекцией и самооценкой рядом с работающим или, наоборот, никак не заводящимся мотором. Все аффекты, которые ощущаются при этом, скорее всего, не отличаются от ощущений коллег в таких же лабораториях в других странах.
«Мы натолкнулись, что у нас в лаборатории получается, а как это перенести на масштабное производство — мы даже себе не представляем... как будто бы это в принципе невозможно <...> там еще есть промежуточная фаза — мелкосерийный объем, который̆ близок к лабораторным условиям... есть еще переход «мелкая серия — крупная серия» — вот здесь должен, должен появиться иной механизм, который̆ будет эффективно это делать» (Александр, 1970 г. р., Томск).
Технологический рынок предполагает многие составляющие: выход из приватности, разрушение границы между внутренними и внешними стенами лаборатории, выставление отделенного от личности изобретения и в целом победу не лучшего, а наиболее востребованного на рынке в данный момент товара. Однако для российских технопредпринимателей сам продукт оказывается частью личности и тем проводником, который выведет эту личность на публичное рассмотрение. Поэтому он должен быть наивысшего качества и не подлежать упрощению, экспериментированию, корректировке и тем более неудаче и провалу.
Технопредприниматели гордились своими разработками и нередко измеряли свой успех через создание продуктов, которые кому-то нужны. При этом интересен момент не рациональной мотивации подобной гордости (по принципу «раз продукт нужен — его купят — получу прибыль»), а более сложная система аргументации. Через продукт многие технопредприниматели получали переживание «нужности» себя для человечества в целом (приятно не столько то, что тебе платят за созданный предмет, а то внутреннее ощущение, когда люди благодарят за полезную разработку).
«Смотрите, вы сделали летающий стул, да? <…> Ну вот у вас есть жажда самореализации… в какой-то технической сфере. Тут вам попадается человек, который говорит вам: мужик, мне нужен летающий стул. Вы понимаете, что летающего стула на свете нет. И вы взяли его, сделали. Тогда два идиотских вопроса «а почему так плохо летает?» и «почему так дорого стоит?» возникнут только тогда, когда будет второй стул. А пока он один, этих вопросов нет. Вот это называется инновация, на наш взгляд. Кому-то что-то очень надо, а купить этого нельзя. Вот это инновация. А рынок — это для китайцев. Ну когда вам нужен летающий стул, их нет, ну какой это рынок?» (Эдуард, 1957 г. р.)
Вне лаборатории твоя жизнь определяется практиками обличения коллективом. Мнение других вдруг неожиданно оказывается важным, а эти другие начинают оценивать самое ценное для тебя — твое творение, которое — и вещь, и ты сам одновременно. На вопрос исследователей, почему не выставляют на публику результаты своей работы, один из информантов отвечает:
«Вот когда будет что-то серьезное предложить мировой общественности, вот тогда я это дело сделаю» (Никита, 1984 г. р., Томск).
Доработка изобретения и себя вместе с ним — бесконечный процесс. Особенно если этому способствует внешний контекст — неопределенные политические, экономические, финансовые, нормативные и прочие обстоятельства. Разработчику проще остаться внутри лаборатории и получать все приятные ощущения, а не ставить свою личность под угрозу непризнания и стыда из-за возможного провала внешней оценки. Зачастую провалить не потому, что разработка (ее техническая производительность, например) и связанная с ней личность плохи сами по себе, а потому, что в момент явления миру разработки были проблемы во внешней среде.
Вещь так и остается внутри лаборатории, где ее бесконечно переделывают, получая удовольствие и другие признаваемые аффекты от этого процесса и периодически вынося изобретение на суд небольшой группы экспертов на рабочих встречах, семинарах и конференциях. Российские технопредприниматели играют в признание своих качеств доступными им методами. Их идентичность как профессионалов при этом не стабилизируется. Хотя они выставляют свой продукт и получают оценку себя среди узкой группы лиц, выйти на стадию публичного обличения им не удается.