Об эксперте: Илья Якимов, руководитель по цифровому развитию и поддержке процессов производства «Сибур Диджитал», представитель «Сибур» в индустриальных центрах компетенций, с 2010 года работал в руководстве IT-служб на производственных предприятиях нефтегазового сектора.
Свои ноу-хау или технологический якорь
— Как вы оцениваете положение дел с импортозамещением IT-технологий для промышленности? Все плохо или есть обнадеживающие моменты?
— Нельзя сказать, что все одномоментно стало плохо: производства не остановились, большинство компаний нарастили компетенцию и ресурсы для развития и поддержки систем иностранных вендоров. Да, сегодня нам может быть недоступно долгосрочное развитие иностранных систем. Но и в этих правилах игры есть свои значительные плюсы. Теперь придется не столько замещать, сколько уже опережать и разрабатывать, придумывать свои технологические инновации.
Раньше все говорили: у нас есть импортные системы, давайте их скопируем и заменим на такие же, но российские. Это нормальная модель при двух условиях. Во-первых, методология и технологии доступны, есть откуда брать идеи и развивать нашу копию. Во-вторых, система не содержит наукоемких и закрытых методологий, без которых программное обеспечение превращается в набор формочек.
Сейчас технологии и методологии остались в странах, которые оказались недружественными. И если копирование больше не работает, а в какой-то перспективе действующее оборудование и программы все равно придется менять, это на первый взгляд кажется проблемой. Но это же и возможность.
Западные вендоры годами наращивали технологическую и научную базу. С одной стороны, это неоспоримое преимущество. С другой — якорь, который тянет за собой устаревший технологический стек и архитектуру.
Мы же ничем в разработке собственных технологических инноваций теперь не ограничены, чемодан без ручки нести не надо. Уход зарубежных вендоров — это шанс для наших ноу-хау. Уже не нужно оглядываться на «совместно нажитое». Можно сделать что-то свое, используя самые современные архитектурные и технологические принципы. В том числе опередить технологические решения, которые были до этого.
— Последние несколько лет импортозамещением занимались очень активно, однако во многих направлениях результаты оказались довольно слабыми. Почему должно получиться на этот раз?
— Я не стал бы говорить, что результаты слабые. Просто тогда замещение было довольно осторожным. Там, где можно было быстро заместить систему без остановки производства и потери эффективности, это делали. Прорабатывались планы по разработке и замене стратегических систем типа ERP, MES (Manufacturing execution system — система управления производственными процессами) и так далее.
Но, как я уже говорил, ситуация изменилась кардинально. Горизонт стабильной работы ключевых систем сократился из-за отсутствия обновлений и возможности развития.
Это подтолкнуло всех к технологической мобилизации. Все собрались, наметили, куда идем, и начали планомерно двигаться вперед уже не на бумаге, а по факту. Потому что выбора просто нет.
— Кое-какой выбор все-таки есть. Можно взять иностранное решение, поставить на него российский шильдик, как многие и делали в последние годы.
— С «железом» такое действительно возможно. Но под капотом у «железа» стоит тот же Intel. И в стратегической перспективе мы не оградим себя от санкций, от ужесточения правил для наших партнеров и невозможности поставок. Поэтому, чтобы не менять шильдик, надо развивать свою микроэлектронику, в том числе с участием индустриальных компаний и их потребностей.
У программного обеспечения менять обертку намного сложнее, чем у «железа». В коде нужно разбираться, его нужно поддерживать, иметь для этого постоянную команду.
Сейчас лучше ориентироваться на то, чтобы все сделать самим. Нанять российскую компанию, пусть с пока и сырым решением, адаптировать его, довести до ума. И в итоге превратить его в интересный рынку законченный продукт.
Невидимые вендоры и стек 2000-х
— Насколько отечественные IT-разработчики промышленных решений продвинуты в сравнении с западными игроками?
— До недавнего времени десятки российских вендоров оставались незамеченными. Крупные компании говорили: «Зачем нам это? Есть же готовое. А тут надо возиться, взращивать технологии». Сейчас это уже никого не отпугивает.
Мы неожиданно для себя обнаружили российских разработчиков, которые делают некоторые производственные системы немногим хуже, чем западные. Например, автопилоты для производства (APC — Advanced process control) и MES-системы.
В России есть как минимум два-три игрока, которые занимаются разработкой MES-систем. Они еще до февраля пошли в историю с импортоопережением. То есть разрабатывали не копии западных решений, а шли на полшага впереди многих западных игроков.
— Чем на практике импортоопережение отличается от импортозамещения?
— Если разбирать на примере MES-систем, то большинство западных решений — это лоскутное одеяло, исторически сложившееся из разных элементов. По мере развития системы разработчик докупал новые компании, делал новые сервисы, модернизировал старые. При этом принципиально не меняя архитектуру и программный стек. В итоге получилась стабильная технология уровня 2000-2010-х годов. Но никак не единая архитектура, которую можно быстро и гибко масштабировать, централизовать, оперативно вносить изменения и настраивать.
Российские разработчики радикально изменили архитектуру системы. Сделали ее максимально гибкой и адаптивной. Решение можно быстро интегрировать с другими производственными системами, в том числе сторонними.
Если сравнивать с автомобилями, то мы отказываемся от классики с двигателем внутреннего сгорания в пользу электромобиля, который проходит заводское тестирование. Он до конца не протестирован, но есть ожидание, что за ним будущее.
Российская математика и завод на автопилоте
— Как выглядит процесс импортоопережения и импортозамещения в случае «Сибура»? Что интересного уже удалось сделать?
— После февраля мы приняли решение замещать импортные решения в стратегически важных областях. Хотя западные системы продолжают работать (отключилась только поддержка и развитие), мы не ищем возможности продления лицензий.
Компания открыла для себя несколько новых блоков проектов.
- Замена MES-системы, о которой я уже говорил. Раньше мы использовали несколько западных решений. Вместо них будем делать новую, современную систему на долгосрочную перспективу.
- Технологическая оптимизация и моделирование. Здесь мы тоже пользовались услугами западных вендоров: аналогов на российском рынке вообще не было. Но сейчас у нас есть компетенции, огромный технологический и научный задел в этой сфере. Мы совместно с другими крупными индустриальными игроками и компаниями-разработчиками обсуждаем возможность выхода на рынок и совместного создания индустриальной системы технологического моделирования. Она будет построена на базе инновационной архитектуры — не такой, как делали западные вендоры. Думаю, в ближайшем будущем все согласуем и представим.
- Предиктивная аналитика и диагностика. Это решения, предсказывающие состояние оборудования и необходимость ремонтов. Математическая школа в России всегда была на высоком уровне. Поэтому программных продуктов, связанных с математикой, на рынке немало. Причем зачастую это готовые конкурентоспособные решения, которые до этого обыгрывали иностранных поставщиков на тендерах.
Мы будем менять одну из крупнейших западных систем, которая использовалась для управления надежностью. Сейчас анализируем потенциальных партнеров и выбираем, с кем пойдем дальше.
— Расскажите подробнее о технологическом моделировании. Из каких элементов оно состоит?
— Это система, позволяющая проверять технологические гипотезы — от изменения параметров производства для улучшения продукта до моделирования процессов при строительстве новых заводов.
Первый элемент — виртуальная модель. Мы разрабатываем ее и калибруем на реальных показателях, которые поступают с производства. Она нужна технологам, проверяющим гипотезы по изменению параметров продукта. С помощью такой модели можно рассчитать, как извлечь дополнительную маржинальность из уже работающей технологической цепочки.
Вторая составляющая — АРС системы — автопилот производства. Автопилот перед запуском настраивается на действующем производстве, чтобы определить точные параметры и границы значений для каждого блока всей производственной цепочки. А после запуска — удерживать технологические процессы в заданных рамках. Такую систему мы нашли на российском рынке и скоро будем внедрять.
Третий элемент — система оптимизации технологических процессов в реальном времени (RTO — Real time optimization). Она работает в связке с автопилотом. Берет данные по конкретной марке продукта и оценивает, например, стоимость электроэнергии и другие параметры. И в моменте с помощью искусственного интеллекта рассчитывает, что для компании выгоднее — делать очень качественную продукцию с высокими затратами электроэнергии или немного снизить качество и выиграть на экономии электричества. Такие системы уже работают на производстве.
Как я говорил ранее, мы имеем сильные компетенции в этой области и прорабатываем возможность создания индустриальной системы технологической оптимизации. Так мы получим технологии, которые позволят делать более защищенную архитектуру, быстрее внедрять и интегрировать их.
— Когда вы планируете реализовать все эти проекты?
— В первом квартале 2023 года постараемся начать реализацию. Вокруг крупных проектов будем пробовать объединить заинтересованные индустриальные компании. Уже нашли возможных партнеров, ведем с ними переговоры.
Всеобщая коллаборация и бутылочное горлышко
— Готовы ли участники рынка друг с другом сотрудничать?
— Все понимают, что вместе сделать проще, чем поодиночке, каждому для себя. Поэтому компании объединяются для создания индустриальных решений. Металлурги — с химиками, химики — с нефтегазом, нефтепереработкой. Даже конкуренты внутри нефтегаза готовы приходить к общим решениям.
Сейчас мы представляем собой одно огромное IT-комьюнити, которое пытается продвигать идеи импортоопережения. Каждый хочет получить от объединения решение, которое сможет использовать вся отрасль.
— Складывается очень отрадная картинка. Неужели нет сложностей?
— Проблемы и сложности просматриваются в перспективе. На некоторых участках рынка есть один-два, максимум три разработчика, способных создавать индустриальные решения для крупных компаний. Если к ним придут сразу все, мы получим эффект бутылочного горлышка.
Пока не началась реальная разработка, а она на подходе, мы все договариваемся. Но не исключено, что на каком-то этапе договориться не получится. Тогда мы можем получить дефицит узкоспециализированных разработчиков или аналитиков, специалистов по отдельным направлениям. Начнется кросс-хантинг. Мы уже видели такое в пандемию.
Это не будет фиаско для конкретных продуктов, но увеличит время их разработки.
— Как компаниям привлекать хороших айтишников, когда потребность в них резко выросла, а многие специалисты уехали?
— Нужно давать людям интересные продвинутые технологические проекты с фокусом на импортоопережение. Чтобы они не просто замещали систему, работавшую до них 10 лет, а понимали, что решают масштабную задачу, которая изменит рынок, жизнь людей на заводах, поможет стране стать действительно технологически устойчивой и независимой.
Мы уже говорили о том, что сейчас важно не просто заместить, а научиться придумывать. У людей, которые придут к нам работать, будет шанс придумать новое — методологию, алгоритмы, новые крутые системы.
Физики-визионеры и релизы-2023
— Насколько острый сейчас дефицит айтишников в сфере разработки решений для промышленности?
— Дефицит есть, но не настолько, чтобы все пропало. Айтишников всегда не хватало, потому что отрасль развивается семимильными шагами. Но не могу сказать, что у нас катастрофический дефицит разработчиков или аналитиков.
Не хватает, прежде всего, методологов-производственников, химиков, физиков. Особенно тех, которые хотят что-то изменить на стыке IT и производственной технологии.
— То есть нужны физики-визионеры?
— Да, именно так. Притом айтишников-визионеров на рынке немало: новые IT-продукты растут как грибы.
— Какие есть варианты, чтобы оперативно вырастить визионеров в нужных вам направлениях?
— Возможно, нужна коллаборация с крупными IT-компаниями и площадки для обмена опытом. Айтишники регулярно устраивают конференции, воркшопы, слеты и рассказывают, как они что-то придумали и разработали. У физиков и химиков другая среда — более закрытая. И визионеры из этой среды редко попадают в IT-сообщество. Но чем больше мы будем сотрудничать и погружать производственников в IT-атмосферу, тем выше шансы получить нужных визионеров.
— Учитывая, что айтишников и визионеров-производственников все еще не хватает, каких главных рисков и достижений вы ожидаете в 2023 году?
— Главный риск в том, что все крупные компании одновременно перейдут в стадию разработки проектов по импортоопережению. Но если хотя бы часть крупных компаний договорятся между собой о едином видении топовых продуктов и софинансировании, этого удастся избежать.
Главным успехом должны стать первые релизы законченных продуктов. В следующем году они уже появятся на производствах. Мы увидим новости о том, что запустили новое решение, заменили западную систему, опередили зарубежную разработку.
— Сколько понадобится времени, чтобы заменить основной массив зарубежных систем, работающих сейчас без поддержки вендоров?
— В течение двух-трех лет будут создаваться сами продукты. Замена систем связана с внедрением на производстве. А это сложный процесс, особенно на крупных предприятиях. Поэтому полная замена произойдет на горизонте пяти-семи лет.
— То программное обеспечение, которое используется сейчас, дотянет до этого момента?
— Сложно сказать за всех. У нас в «Сибуре» риска остановки систем нет. Да, мы не можем закупать новые лицензии и теги. Но у нас есть компетенции, команды разработки и мы можем эти системы дорабатывать без нарушений лицензионных соглашений. Думаю, что все будет отлично, дотянем и заменим.
Реклама, ПАО «СИБУР Холдинг» https://www.sibur.ru