Митя Алешковский — РБК: «Для прекрасной жизни недостаточно наших налогов»

Фото: из личного архива
Фото: из личного архива
«РБК Тренды» поговорили с основателем фонда «Нужна помощь» (включен Минюстом в реестр иноагентов) Митей Алешковским о выученной беспомощности, влиянии НКО и регулярных пожертвованиях

— Как кризис, связанный с коронавирусом, повлиял на сферу благотворительности в России?

— В начале кризиса казалось, что ситуация очень плохая и все летит в тартарары. Сложилось ощущение, что наш сектор закончился. Но потом оказалось, что дела не так плохи, как кажется. Общество быстро среагировало и перестроилось. Люди включились в поддержку, так как поняли, что НКО-сектор — это реальная помощь. Важно поддерживать тех, кто сам помогает.

Мы видим, что пожертвования в мае, в июле, в августе росли, если сравнивать год с годом. В некоторые моменты они снижались — как в июне, например, но в целом мы наблюдаем рост.

— Получается, что у людей сработала эмпатия, они увидели, что есть те, кому сложнее, и решили помогать?

— Верно. Если бы не было благотворительных фондов, кризис стал бы гуманитарной катастрофой национального масштаба. Он был близок к этому, но удалось вырулить.

— Как изменилась сфера НКО к 2020 году? Она стала профессиональнее, осознаннее?

— За последние пять лет мы сделали огромный шаг вперед в плане профессионализма, качества работы и устойчивости сектора. В России появилось много фондов, которые ничем не уступают лучшим примерам в мире. У нас есть организации, которые работают на мировом уровне.

— Например?

— Фонды «Вера», «Подари жизнь», Фонд Хабенского. К сожалению, их пока мало в общем масштабе страны и человеческих проблем. Не только профессиональных фондов мало, а вообще.

Фото:Joel Muniz / Unsplash
Социальная экономика 39 благотворительных фондов России: список проверенных НКО

Люди в России сталкиваются с абсолютной безнадегой в большом количестве ситуаций, когда некуда пойти, неоткуда взять помощь. Хочется лечь и умереть. Таких ситуаций очень много. В большинстве случаев, скажу честно, на помощь никто не придет. Это на самом деле задача для развития сектора в ближайшее время — сделать так, чтобы кто-то пришел на помощь в тяжелых ситуациях.

— В каких-то конкретных направлениях или вообще?

— Во всех! Я многократно привожу один и тот же пример в интервью, но он почему-то не очень пугает людей. Так вот, я не знаю ни одного фонда в Красноярске и Новосибирске, в который может обратиться человек, болеющий раком. А что говорить про маленькие города, села и деревни? Это катастрофа. У нас почти 4 млн человек в стране болеют раком и большинству из них некуда обратиться.

— Государственная система разве не обязана им помогать?

— Мы же знаем, что государственная система работает не лучшим образом — где-то лучше, где-то — хуже. Но не полноценно. В этом смысле НКО помогают системе становиться лучше.

И я говорю только про рак, вторую по популярности причину смертности в России. А что с домашним насилием, реабилитацией людей со сложными врожденными или приобретенными множественными нарушениями, социализацией сирот? К сожалению, мы во многом не лучше Африки. Но там хотя бы есть иностранные НКО, которые решают проблемы и помогают людям.

Фото: Shutterstock
Фото: Shutterstock

— У меня следующий вопрос как раз про Африку. В комментариях к рейтингу фонда КАФ говорится, что Россия не лучше Бурунди в плане благотворительности.

— Я не знаю конкретно про Бурунди, могу только предполагать, но я знаю про Россию. Некоммерческий сектор, с учетом масштабов страны и социальных проблем, развит не очень хорошо.

У нас только 3% населения ежемесячно жертвуют в проверенные организации. Очень мало. Это говорит о том, что общество не сформировало потребность и необходимость участвовать в собственной жизни. Одна из важнейших проблем заключается в том, что мы выращены на патернализме. Нам с детства говорят, что так называемое государство нам что-то должно. По какой-то странной причине мы не осознаем, то мы и есть государство.

Недостаточно наших налогов, чтобы жизнь была прекрасной, а страна — развитой. Мы должны брать на себя ответственность, понимать, что это наши проблемы, когда дети умирают, а старики лежат в обшарпанных стенах домов престарелых.

Задача общества — влиять на власть через НКО. Мы сидим и говорим, что это власти виноваты, они все делают плохо. Что власть плохо работает — это следствие, а не причина. Ты спросил, почему власть все делает плохо? А ты сделал хоть раз что-нибудь как гражданин, чтобы стало получше? Ты объединился с кем-то, чтобы изменить страну?

— На ваш взгляд, с чем связано такое отношение к социальным проблемам? Это советское наследие, нынешняя политической ситуация или что-то другое?

— Это связано и с советским, и с царским наследием. Мы — страна, в которой до конца XIX века большая часть населения была рабами. У нас на подкорке зашито, что барин решает, а крестьяне выполняют. Культура самостоятельности, капитализма и персональной ответственности в западных странах развивалась столетиями. У нас же — чуть-чуть в конце XX и начале XXI веков.

Фото:Егор Алеев / ТАСС
Социальная экономика Лихие девяностые: от справедливости по понятиям к сильному государству

Сегодня я не вижу серьезных преград для развития [гражданского] общества в России. Несмотря на всю политическую и экономическую конъюнктуру, никогда лучше общество в России не развивалось. Оно берет на себя все больше ответственности. Общество продуцирует решения социальных проблем, создает горизонтальные связи, запускает организации для финансирования и добивается своих целей. В том числе политических.

— У нас было интервью с Дмитрием Ямпольским, соучредителем фонда «Друзья», который тоже уверял, что НКО заставляют власть меняться. Это действительно так, власти замечают деятельность НКО?

— Безусловно, еще как! Сейчас НКО — самый быстрый и доступный социально-политический лифт в России. Посмотрите на взлет Нюты Федермессер — она из руководителя фонда помощи хосписам стала большим федеральным чиновником, с которым встречается президент.

Конечно, нас слышат и видят. Когда приходят условные Нюта, Чулпан Хаматова или Константин Хабенский в государственную институцию, власть понимает, что за ними стоят миллионы людей, которые поддерживают их деятельность рублем. Любая власть по своей природе популистская и нуждается в поддержке общества. Если власть хочет получить часть этой поддержки, она помогает начинаниям людей и организаций, за которыми стоят тысячи и миллионы россиян.

Да, власть это делает не всегда эффективно. Иногда коряво. Но делает — это уже замечательно. Еще пять лет назад среди НКО были «Ночные волки» и какие-то прикормленные странные фонды. Они сидели на шее госфинансирования, не давая никаких результатов. Но появился целый сектор, который ведет конструктивный диалог с властью.

Даже в нынешней политической конфигурации получается что-то делать — вот приняли законы о паллиативной помощи или о налоговом вычете. И НКО могут влиять не только на законодательном уровне. Например, дома престарелых становятся лучше, когда приходят фонды вроде «Старость в радость». Государственная система под влиянием НКО становится более человекоориентированной.

— Все-таки, говоря о благотворительности, стоит вопрос о благосостоянии граждан.

— Он не стоит. Это ложный посыл, что благотворительность только для богатых. Участвовать можно, жертвуя всего 1 руб. в день — у нас есть такая акция. 30 руб. в месяц не сделают беднее даже человека, который получает пособие по безработице. При этом 30 руб. в месяц, если их жертвуют сотни тысяч или миллионы людей — огромные деньги.

Фото:Kat Yukawa / Unsplash
Социальная экономика Кто дает деньги НКО: составлен портрет российского благотворителя

Люди не верят в себя и возможность изменений. Это реальный стопор — мы снова возвращаемся к патернализму, рабскому сознанию и выученной беспомощности.

— Как вы решили проблему большой комиссии, которую фонду «Нужна помощь» пришлось заплатить из-за акции «Рубль в день»?

— Да, для нас это действительно было разорительно. Мы решили проблему двумя путями. Во-первых, договорились с провайдером платежей снизить размер комиссии. Во-вторых, ввели добровольную комиссию для жертвователей. Человек теперь сам может добавить любой процент от суммы пожертвования и взять тем самым комиссию на себя. Это хорошо работает — мы значительно снизили расходы. Не скажу, что все покрываем, но это уже не такая разорительная история, какой была изначально.

Фото:Jens Schlueter / Getty Images
Социальная экономика «Дайте денег!» или десять вопросов про пожертвования и фандрайзинг

— Тогда спрошу, как сейчас себя чувствует издание «Такие дела», про закрытие которого говорили год назад?

— У нас были финансовые проблемы, которые мы решили. Конечно, мы не можем себе позволить всего, чего хотим, но мы не планируем закрываться, нанимаем новых людей и растем. В этом году «Такие дела» выросли по всем показателям — в первую очередь, по количеству собранных денег. Как минимум, в два раза по сравнению с прошлым годом.

— Вы пробовали измерять эффективность, влияние «Таких дел» и «Нужна помощь» на отрасль?

— Мы к этому лежим. Оценка социального воздействия — ключевой момент для развития всего некоммерческого сектора. Но это невероятно дорого, сложно и трудозатратно. У нас есть проект о данных «Если быть точным». Мы его сделали вместе с фондом Потанина. Впервые социальные проблемы обрели цифровой вид.

Следующий проект — система оценки социального воздействия для некоторых проблем. Мы хотим создать такой инструмент для НКО. Пока широкими мазками, базовая оценка. После этого мы сможем подойти к тому, чтобы создать полноценную систему оценки себя.

Система оценки нужна, чтобы с научной точки зрения доказать наше влияние. Я могу пока только говорить о результатах деятельности, которые я точно знаю, или которые мне кажутся. Например, после того, как мы начали писать о социальной проблематике и благотворительности, об этом стали писать все. Пять лет назад нам говорили, что никто не будет это читать — тогда о социальных проблемах говорили три с половиной издания, включая «Новую газету» «Коммерсантъ» и МК. Это был барак прокаженных. Сейчас есть целые отделы про благотворительность и волонтерство у РБК, «Медузы», «Эха Москвы», RT и других СМИ. Теперь это мейнстрим. Есть в этом наш вклад? Абсолютно точно есть. Не скажу, что это только наша заслуга, но мы подтолкнули эту тележку в правильную сторону.

Мы сделали и популяризировали те же самые регулярные пожертвования — пять лет назад их практически не существовало. Теперь это мастхэв фондов. «Сестры» практически закрывались из-за долгов перед тем, как мы начали с ними сотрудничать. Сейчас они существуют и очень эффективно работают. Мы уже сделали и продолжаем делать дальше много всего полезного.


Подписывайтесь также на Telegram-канал РБК Тренды и будьте в курсе актуальных тенденций и прогнозов о будущем технологий, эко-номики, образования и инноваций.

Обновлено 01.03.2024
Главная Лента Подписаться Поделиться
Закрыть