Тимирхан Алишев: «Кроме рейтингов, нормальных критериев оценки вузов нет»

Читать в полной версии

— Тимирхан Булатович, какую роль в вузе играет международная деятельность и какие направления здесь есть помимо работы с иностранными студентами и международными программами?

— Наверно, это самая кросс-функциональная должность, поскольку фактически она связана со всеми процессами в университете.

Во-первых, это образовательный блок. Ведь мы обсуждаем, формируем и реализуем совместные образовательные программы, стажировки с участием иностранных партнеров. Здесь нам помогают коллеги из департамента образования, проректоры по учебной работе. Фактически руководителями рабочих групп по программам двойных дипломов всегда являются международники.

Во-вторых, это воспитательная и социальная работа, инфраструктурное развитие: мы занимаемся всем, что связано с общежитиями, адаптацией иностранных студентов, организацией их дистанционной учебы, удобствами, размещением и т.д. В ряде университетов даже решили совместить две должности, получается гибрид — проректор по международной деятельности и социальным вопросам. Так это устроено в МГИМО, например.

В-третьих, это вопросы, касающиеся национального миграционного законодательства, которые постепенно решаются, но все равно ограничивают наши возможности. Огромный объем работ, осуществляемый департаментами по международной деятельности, связан именно с соблюдением миграционного законодательства.

В-четвертых, это вопросы, связанные с наукой: мы занимаемся совместными проектами, грантовыми соглашениями в рамках Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Российского научного фонда (РНФ), мегагрантами по созданию лабораторий мирового уровня, в которых участвуют зарубежные партнеры.

На самом деле, какой блок ни возьми, везде есть наши задачи, мы занимаемся всеми процессами в университете. А поскольку КФУ интернационализирован и является международным, мы приобретаем экспертное знание практически во всех областях его деятельности.

— На чем делается акцент в КФУ в 2021 году и как на международной деятельности отразилась пандемия?

— Если говорить конкретно о КФУ, то он — один из самых интернационализированных в стране: у нас в настоящее время 372 партнера из 70 стран мира. Сегодня у нас обучается более 10 тыс. иностранных студентов из 101 страны мира. Более интернационализирован, наверно, только РУДН, который с самого своего создания нацелен именно на работу с иностранными студентами.

Полтора года мы работаем в непростой ситуации, связанной с пандемией, это наложило серьезный отпечаток на все наши повседневные практики. Мы начали видоизменяться в марте 2020 года, когда перешли в режим локдауна и когда часть студентов остались в общежитиях, а часть — уехали на родину.

Помощь студентам стала нашей работой и ответственностью, задача ставилась и министерством. И мы поддерживали наших учащихся: каждую неделю распределяли продуктовые наборы (было порядка 19 тыс. наборов за апрель, май и июнь), решали вопросы трудоустройства (мы трудоустроили 350 иностранных студентов у себя, у наших партнеров-работодателей), на месяц полностью отменили плату за общежитие, на летний период не повышали стоимость для всех желающих остаться.

У нас в университете есть своя клиника, и все студенты, нуждающиеся в медицинской помощи, лечатся там. У нас в случае необходимости есть возможность оперативно делать собственные ПЦР-тесты, бесплатные для студентов.

Самое важное — это плотная индивидуальная работа с учащимися, точечное решение проблем. Где-то мы идем навстречу, где-то занимаем принципиальную позицию, контактируем с консульствами, посольствами, национально-культурными автономиями, отвечаем за соблюдение требований Роспотребнадзора в вопросах въезда иностранных граждан, тестов, обсервационных (наблюдательных) периодов.

Начался учебный процесс в сентябре очно, но большое количество ребят остались на родине. Первокурсники не смогли заехать, поэтому для них был организован дистанционный учебный процесс. Это было очень непросто, и в основном это было связано с инфраструктурными ограничениями: были проблемы с интернетом на местах, оборудованием, разницей в часовых поясах у учащихся из разных стран. Сейчас мы в целом эти проблемы решили.

Прием на 2020/2021 учебный год прошел удачно: мы превысили цифры, которые ставили для себя в качестве плана еще до пандемии, в случае контрактников перевыполнение составило 20%. В целом, я бы не сказал, что произошло снижение приема — наоборот. Более того, был очень хороший прием на подготовительные отделения: абитуриенты с дальнего зарубежья активно подавали документы и уже начали учиться дистанционно.

При этом пандемия серьезно повлияла на мобильность студентов и преподавателей, хотя первые сотрудники у нас начали выезжать уже в августе прошлого года (ездили в Турцию чинить университетский полутораметровый оптический телескоп под Антальей). Для образовательных целей практически все европейские и азиатские страны открыты — у нас выезжают в Корею, Японию, Францию, Финляндию и др. Но в целом цифры упали практически в два раза. Мы часто говорим, что онлайн-мобильность — это здорово, но основная задача состоит в том, чтобы ребята получали живой опыт общения, погружения в жизнь университета-партнера, поэтому, конечно, мы ждем, когда откроется больше рейсов, тем более, что многие европейские вузы по-прежнему в ситуации локдауна и не принимают студентов по обмену.

— Как в КФУ борются с инбридингом и помогают мобильности ученых? Привлекают ли специалистов из зарубежных университетов и как?

— Основой любой научной коллаборации является интерес двух профессоров. Ни администрация, ни проректоры по международной работе не заставят никого сотрудничать, но мы должны создавать условия и площадки для коммуникации.

У нас сейчас успешно работают около 350 зарубежных научно-педагогических работников. Кто-то преподает в дистанционном формате, кто-то из России. Пандемия дает возможность вовлечь больше зарубежных ученых, ведь дистанционно работать готовы многие, причем иногда даже за меньшую плату. Да и наши лекторы стали больше вовлекаться в онлайн-преподавание в университетах-партнерах, участвовать в конференциях. Но, с другой стороны, если мы говорим о долгосрочных коллаборациях, необходимо личное присутствие. Настоящий учебный и научный процесс не может происходить без личного контакта.

Я думаю, потребуется минимум два года, чтобы восстановить цифры мобильности, которые у нас были в допандемийный период.

— В 2020 году КФУ занял 90-е место в международном предметном рейтинге THE (The World University Rankings by subject) в направлении «Образование». Как конкуренция за места в рейтингах (как в Проекте 5-100 и Приоритете 2030) меняет университеты? Это больше маркетинг или триггер реальных изменений? Если составлять академический рейтинг, на какие показатели есть смысл ориентироваться?

— Достижение тех или иных рейтинговых результатов — это, во многом, технологичная вещь. Есть очень конкретные показатели, с которыми надо работать, чтобы добиться определенных высот в рейтинговых таблицах. Вообще пытаясь достичь этих показателей, можно одновременно добиться фундаментальных изменений внутри университета. А сами рейтинги несомненно нужны, т.к. позволяют более или менее объективно характеризовать научную деятельность в вузе. Это можно сделать с помощью двух показателей:

• объема средств, заработанных на науке,
• качества публикаций.

Они довольно хорошо показывают, качественно ли работает учебное заведение и насколько востребованы его разработки.

Сейчас много дискуссий ведется насчет рейтингов, но других нормальных показателей у нас пока нет. Когда мы строим диалог с коллегами, пытаемся наладить новые партнерские отношения, мы прежде всего смотрим на рейтинговый показатель, потому что сейчас именно так измеряется вклад в общемировую научную дискуссию.

Если вы фигурируете в международных рейтингах, публикуетесь в журналах первого и второго квартилей (Q1- Q2), и на публикации ссылаются, это значит, что вы оказываете воздействие на мировую повестку и вас можно считать мировым университетом по конкретным предметным областям.

Университеты действительно научились манипулировать рейтингами в краткосрочном периоде, но если мы говорим о продолжительной устойчивости университета, этого невозможно достичь только манипуляциями, в любом случае должны происходить коренные изменения. Ориентация на рейтинги позволяет это делать: она дает управленцам довольно конкретные механизмы и технологии влияния. В конечном счете, если ты не измеряешь, ты не управляешь процессом. При этом изменения должны происходить из года в год, и тогда университет остается в рейтингах в течение продолжительного времени. Возможно, это не идеальный механизм управления, но пока других нет.

Касательно того, что можно было бы еще измерять. Я считаю, что этих показателей должно быть как можно меньше и они должны быть очень хорошо скоррелированы, потому что университеты часто работают на очень большое количество KPI, иногда противоречащих друг другу. У губернаторов, например, есть перечень целевых показателей, которые довольно хорошо скоррелированы между собой, имеют высокий уровень обобщения и неплохо отражают направления социально-экономического, культурного развития региона. Если бы мы для университетов точно так же установили 10-15 показателей, не меняя их на протяжении следующих 10-15 лет, четко определяя стратегию, давая университету право самому предлагать KPI, включая вариативную часть, это пошло бы на пользу вузам.

— В последнее время мы часто видим федеральные университеты и столичные вузы в топах международных рейтингов, но если говорить про российское образование в целом, насколько оно конкурентоспособно на мировом уровне, на ваш взгляд?

— Очень, это видно по увеличению доли России в количестве привлекаемых иностранных студентов. Но здесь дело даже не в самих цифрах, а в их структуре. У нас высокая доля приема в части undergraduate (будущих бакалавров), но, к сожалению, не такая большая по магистерским, аспирантским программам, программам постдоков. И перед нами сегодня ставится задача увеличить число студентов, приезжающих на postgraduate. Это правильно, потому что это влияет на программы, ориентированные на исследовательскую составляющую (они более дорогие). Но важнее тот вклад, который эти студенты потом вносят в научные исследования и предпринимательскую сферу в России, в работу наших лабораторий.

— А на что смотрят абитуриенты, выбирая страну и вуз, где будут учиться, по каким критериям оценивают?

— Важное направление, над которым сейчас работают многие университеты, — повышение удобства, создание экосистемы для иностранцев. Ребята видят, что к ним дружелюбно относятся, видят современный кампус и т.д.

При этом любая аудитория сегментирована, у разных абитуриентов работают разные мотивы. У кого-то это вопросы, связанные с безопасностью, особенно если место обучения выбирают родители, у кого-то — стоимость обучения. Для некоторых серьезным аргументом становится наличие инфраструктуры, в том числе социальной, общежитий, для других — трудоустройство после обучения. Иногда определяющим становится присутствие университета в определенных национальных перечнях: так, во многих странах существуют перечни вузов, дипломы которых в дальнейшем не требуют дополнительного признания (особенно это связано с медицинским образованием).

Если говорить о КФУ, мы пытаемся нащупать мотивы, которые работают в разных странах. Так, у нас в согласии сосуществуют разные религии и этносы, и это тоже является важным мотивом для родителей и абитуриентов, например, из арабских стран: здесь они чувствуют себя в большей безопасности, с одной стороны, а также ощущают себя как дома с другой, потому что культура и быт схожи с теми, к которым они привыкли.

Если речь идет о магистерских программах, то в качестве мотивации выступают вопросы, связанные с лабораторным оборудованием, реализуемыми научными программами, стажировками, которые предлагает университет, партнерскими проектами с другими вузами. Магистранты заинтересованы в международном опыте и возможности получения диплома другого учебного заведения в рамках совместной программы. Мы это учитываем и видим, что те из них, в которых есть международная составляющая, пользуются большей популярностью у абитуриентов, выпускников-бакалавров, и мы делаем на этом особый акцент.

— Как в КФУ происходит адаптация иностранных студентов?

— Здесь мы, безусловно, учитываем национальные, культурные особенности, плотно работаем с автономиями, которые действуют в Республике Татарстан и помогают адаптировать иностранных студентов. Кроме того, у нас есть практика создания структур самоуправления по различным странам — отдельно по Китаю, Ирану, Египту. Я лично провожу осенью встречи с первокурсниками, куда мы подключаем старшекурсников, представителей разных национальностей для того, чтобы они проводили адаптационную работу. Это так называемые бадди-программы, в рамках которых мы просим сопровождать младших ребят на начальных этапах. Эта сложная, кропотливая работа по адаптации не заканчивается даже после первого года.

Также мы сейчас запустили кружковое движение в университете, т.к. увидели, что учащиеся, владеющие русским языком на низком уровне, слабо подключаются к научной работе, и им нужно время, чтобы выйти на нормальный уровень коммуникации. Мы создали научный кружок для ребят с дальнего зарубежья, где они могут — хотя пока и на ломаном русском — презентовать свои проекты. Мы спонсируем поездки на конференции, публикации, чтобы в дальнейшем вовлекать студентов в научную работу. Ведь научная адаптация тоже важна: нужно вдохновить талантливых ребят остаться в России и попытаться найти себя здесь.