Угроза или надежда: как мы стали воспринимать технологии после пандемии
Пандемия заставила нас перенести работу, общение и развлечения онлайн. А еще — передавать свои данные новым сервисам. Как это повлияло на наше отношение к новым технологиям? И всегда ли они действуют во благо?
МГУ, по заказу АО «РВК», провело исследование того, как россияне воспринимали новые технологий во время пандемии. Один из авторов исследования — Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Презентация доклада прошла в рамках онлайн-конференции «Открытые инновации»:
Аузан отмечает, что, как и в любой кризис, сейчас мы сталкиваемся с риском усиления влияния государства на частные сферы жизни — госкапитализмом. Правда, такая система является для нас привычной: за последние 6-7 лет в России крупнейшие банки и системообразующие предприятия стали полностью или частично государственными. Но в мире есть и другие модели: от цифрового тоталитаризма в Китае до глобальных экосистем с участием нескольких стран.
За время «коронакризиса» 43% россиян стали относиться к технологиям лучше:
50% позитивнее воспринимают беспилотники и доставку с помощью дронов. 24% стали больше доверять к телемедицине, 20% — устройствам, отслеживающим медицинские показатели. 23% стали лучше относиться к дистанционному обучению.
Но диагностике с помощью ИИ пока доверяют только 8%, а к использованию нейроимплантов (вроде Neuralink от Илона Маска), наоборот, относятся хуже, чем два года назад. Чем старше респондент, тем больше он доверяет отечественной вакцине, а не иностранной.
Однако главные страхи связаны даже не с технологиями, а с самой пандемией. Она разрушила планы и уверенность в стабильности. В итоге, многие перестали планировать больше чем на три года вперед:
Такая атмосфера губительна для любых инноваций, поэтому венчурные инвестиции тоже оказались под угрозой.
Наконец, изменились отношения с государством по части цифровых технологий и сервисов. 76% опрошенных не видят угрозы в системах распознавания лиц, если их применяют для раскрытия преступлений. 66% допускают сбор персональных данных государством, чтобы то отслеживало все контакты зараженных коронавирусом. А вот по поводу сбора данных для цифровых пропусков мнения разделились примерно пополам.
Лишь 30% россиян считают, что их данные защищены. Здесь тоже есть тесная связь с возрастом и образованием: чем моложе и образованнее респонденты, тем больше они уверены в защищенности своих данных. 55% респондентов считают, что у них должно быть право выбирать, к каким данным предоставлять доступ государству, а к каким — нет.
Это говорит о том, что в России произошел сдвиг в рамках так называемой «невозможной трилеммы» Кейнса — недостижимого баланса между свободой, эффективностью государства и справедливостью для всех. Теперь общество как бы заключило с государством новый социальный контракт: эффективность стала важнее свободы.
Яркий тому пример из событий этого года — изменение Конституции в сторону большего контроля государства. Этот тренд сохраняется и в налоговой политике, и в распределении доходов и расходов. Однако и о цифровом тоталитаризме говорить пока тоже рано: больше половины россиян настаивают на том, что персональные данные принадлежат им, так что распоряжаться ими могут лишь они сами.
Вопрос о доступе к данным авторы называют «краеугольным камнем для развития цифровой экономики» и выделяют пять возможных сценариев:
- Идеалистический — когда все персональные данные принадлежат гражданам, и только они распоряжаются ими.
- Китайский — жесткий контроль государства за всеми персональными данными граждан.
- Американский — когда доступ к данным могут выкупать крупные корпорации в маркетинговых и прочих целях.
- Европейский — когда данные надежно защищены, а любое их использование строго регламентировано в рамках GDPR.
- Условно-технократический — когда данные защищены в рамках крупных онлайн-платформ и сервисов (яркий пример — «Телеграм»).
Россия, по мнению авторов доклада, склоняется скорее к последнему варианту, но однозначного ответа на то, к чему мы придем, здесь пока что нет.
По мнению Бориса Глазкова, вице-президента «Ростелекома» по стратегическим инициативам, современные технологии слишком сложны, чтобы объяснить принципы их действия массовому потребителю. В итоге люди боятся их, потому что не понимают, как они работают.
Яркий пример — истерия вокруг чипирования или вышек 5G. При этом именно благодаря технологии 5G в Китае обеспечили скоростным интернетом только что построенные госпитали. С ее помощью работали телемедицина (включая онлайн-мониторинг легких), роботы-доставщики и дезинфекторы.
Выходит, что новые технологии вроде бы приносят пользу всем, но вместо того, чтобы рассказывать об этом, онлайн-порталы и блогеры распространяют теории заговора, чтобы нагнать побольше трафика. От этого страдают операторы связи, разработчики оборудования и, в итоге, сами потребители.
Ольга Бычкова, руководитель Центра STS при Европейском Университете в Санкт-Петербурге, считает, что нужно учитывать контекст, в котором люди говорят о технологиях и инновациях. Например, пол и социальный статус респондентов, а также то, как и в каких условиях они пользуются новыми технологиями.
К примеру, когда в XIX веке в США появились домашние телефоны, домохозяйки использовали их, чтобы подслушивать за соседями. Это — совсем не то, о чем думали изобретатели телефонов. Но именно из таких деталей складывается наше отношение к тем или иным техническим новинкам.
Так и сейчас, онлайн-обучение вызывает полярные точки зрения у женщин, которые вынуждены заниматься дома с детьми и у тех, кто участвует в разработке онлайн-платформ.
По словам Алексея Гринбаума, исследователя Комиссариата по атомной энергии и альтернативным источникам (Франция), европейские страны встретили новые сервисы по сбору данных скорее негативно.
Поначалу многие поддерживали сбор персональных данных из соображений кибербезопасности. Но за время пандемии мнения постоянно менялись. В апреле в США за использование персональных данных для выявления контактов с зараженными высказывались 70% граждан, а летом — всего 20%. В Исландии подобными сервисами воспользовались 38%, в Норвегии — 20%, в Италии — 18%.
Во Франции в апреле 62% граждан поддерживали внедрение таких приложений, но в реальности их скачали всего 2%. Дело в том, что здесь сбор данных регулируется очень жестко, и вы не можете запросить их, чтобы выдать цифровой пропуск. К тому же, сервис для отслеживания контактов запустили с пометкой «централизованный», что еще больше оттолкнуло свободолюбивых французов.
Гринбаум полагает, что такой подход к персональным данным помешал западным странам эффективно бороться с пандемией — как это сделали в азиатских странах. В Китае, Южной Корее и Сингапуре именно сервисы на основе персональных данных помогли в рекордные сроки остановить рост зараженных. В Европе же ни в одной стране скачивание приложений не дошло до необходимого уровня в 60%. В итоге из десятков тысяч заболевших реально отследить с помощью сервисов удалось не больше нескольких сотен.
В США недоверие подстегивает и тот факт, что госорганы не спешат делиться собранными данными о распространении коронавируса. Apple и Google встроили опцию отслеживания контактов с зараженными в новую версию ОС на своих устройствах, не рассчитывая, что кто-то будет скачивать отдельное приложение для этого.
По мнению Александра Аузана, нужно защищать персональные данные без их отторжения, через глобальные цифровые платформы. Это, в частности, сервисы каршеринга, аренды, объявлений, онлайн-гипермаркеты и прочие агрегаторы. Цифровые платформы должны, с одной стороны, активно конкурировать друг с другом за пользователей. С другой — строить экосистемы из приложений и сервисов.
У платформ должны быть простые и полностью прозрачные пользовательские соглашения, где прописаны все меры защиты данных и способы их использования. Соглашения составляются в соответствии с едиными стандартами, а за их соблюдением следит цифровой омбудсмен. Параллельно необходимо совершенствовать законодательство в области защиты персональных данных, повышать штрафы за их утечку.
Нужно работать и с самими пользователями: повышать их цифровую грамотность, предоставлять право на забвение — то есть удаление информации о себе на сайтах и в онлайн-приложениях.
Борис Глазков, напротив, считает, что лучший способ защиты данных — это децентрализация: не онлайн-платформы, а множество локальных сервисов. Это укладывается в принцип «не хранить яйца в одной корзине». Но проблема в том, что у всех данных есть конечная точка входа и выхода. Например, смартфон, где мы храним данные и доступы ко всем используемым сервисам.
Возможное решение — это своеобразная платформа согласия. У человека должно быть не только право на забвение, но и на согласие. Сначала он может дать согласие на использование своих данных, а потом в любой момент его отозвать. Оператором как раз может выступить государство.