Кирилл Игнатьев: «Футурология — это наука про оптимизм»

— Совместно с РАНХиГС вы провели исследование «Технологический прогноз и экономика будущего». Какая методология использовалась в этом проекте?

— Это было не исследование, а скорее общение. Мы либо встречались с экспертами, либо брали у них интервью по скайпу — время для личных встреч у экспертов очень редко находилось, особенно у людей такого уровня, как Илон Маск или физики Института Макса Планка. Мы не раз сталкивались с тем, что многие выдающиеся эксперты в области квантовой физики не используют социальные сети. В общей сложности экспертов было около 370, примерно 80% из них были иностранцами. С каждым мы говорили от 30 минут до 4 часов. По сути, весь диалог мы строили только на одну тему: что в вашей профессиональной области, в которой вы проводите исследования, инвестируете, либо каким-то образом заняты, должно произойти в ближайшие 20 лет.

— Существует ли верхняя граница для футурологических прогнозов, которые будут полезны предпринимателю?

— Практически полезным для бизнеса может быть прогноз, который не распространяется на срок больший, чем 9-10 лет. Остальное — это все-таки ближе к науке. Более того, я считаю, что прогнозирование на больший срок вредно для применения в бизнесе. Бизнес — это всегда актуальная история, связанная с монетизацией в реально обозримой перспективе. Например, прогнозирование курса валют признано эффективным на срок не более трех дней. Прогнозирование на больший срок приводит к низкой вероятности вынесения правильного решения. Такие сферы, как транспорт, медицина требуют достаточно длительного срока для внедрения техники и вывода ее на рынок. Я бы сказал, что прогнозы свыше десяти лет вредны для бизнеса, но очень полезны для науки, поскольку она штурмует дальние горизонты. Наука должна размышлять примерно на век вперед, иначе не появятся неожиданные озарения и изобретения, не будут открыты новые континенты знания.

— В XX веке главным футурологом, если судить по влиянию идей, стал Карл Маркс. Кто займет его место в XXI веке?

— Девятнадцатое столетие, когда жил Маркс, было веком, когда мир был построен на двух принципах: бизнес регулировался Кодексом Наполеона, который структурировал его в соответствии с определенными правилами и стандартами, а в общественной сфере главным игроком было государство. Мы живем в той же эпохе и сейчас, однако, согласно моему пониманию, она уже подходит к своему завершению. Тем не менее, завершение этой эпохи произойдет не завтра и даже не послезавтра: несколько десятков лет модель будет незаметно, шаг за шагом, меняться и в части организации бизнеса, и в части нашей общественной жизни.

Изменения в области бизнеса будут заключаться в том, что с уходом ценностей формально организованного мира мы перейдем к более быстрым, неформальным фиксациям отношений между людьми. Раньше для того, чтобы открыть какой-то бизнес, нам нужно было создать компанию, зарегистрировать юридическое лицо, вести бухгалтерскую отчетность, нанять генерального директора, определить систему управления. Сейчас же мир постепенно идет к тому, что будет достаточно короткого, зафиксированного на той или иной платформе смарт-контракта, который оформит определенную договоренность, чтобы получить свою долю доходов от проекта.

Если сегодня доходы предпринимателей распределяются согласно акциям и долям компании, то завтра экономика будет безналичной и цифровой. Мы можем в любой момент продажи чего бы то ни было отчислить результаты тем, кто в этом процессе участвует, согласно размеру их вклада, который зафиксированы в каких-то определенных смарт-контрактах — возможно, основанных на блокчейне или иной технологии.

Таких неформальных контрактов, неформальных договоренностей, неформальных отношений у одного человека может быть очень много, и он может быть совершенно не связан своими корпоративными рамками. Исполнение этих контрактов — это распределение того времени, которое человек захотел уделить бизнесу.

Второе — это то, что происходит в общественной сфере. Раньше технология работы бизнеса с точки зрения продвижения нового продукта заключалась в том, что мы использовали инструменты, которые обращены к некоему неопределенному обществу. Например, реклама на телевидении была далеко не целевой. В последние годы реклама шаг за шагом становится все ближе к конкретному потребителю, предугадывает его желания в конкретный момент — хочет ли он воспользоваться той или иной услугой, товаром или получить некую эмоцию.

Постепенно мы начинаем сбывать не просто товар — мы начинаем продавать сервисы, затем эмоции, определенные коммуникации на уровне чувств. Уже сейчас экономика, ориентированная на общество в целом, становится невыгодной. Так, невыгодно с помощью телевидения рекламировать стартапы. Поэтому реклама перспективных молодых предприятий нацелена на конкретные сообщества.

Общество уже ничто: оно ничего не значит — оно используется как термин, к которому мы привыкли. Экономика шагает из экономики общества в экономику сообществ. А дальше она движется к ситуации, когда любой бизнес, любая идея — коммерческая или политическая — начнет работать напрямую с каждым конкретным человеком.

В XIX и XX веках главными футурологами были те специалисты, которые обращали свои идеи на общество в целом — например авторы крупных идеологий, философы. Успешные футурологи будущего — это не авторы каких-то глобальных концепций, ими станут те специалисты, которые сумеют спрогнозировать будущее для отдельных сообществ. Я не думаю, что такие люди уже появились. Мы еще ждем человека, который сумеет перевести философию в масштабах государства в футурологию в масштабах сообществ.

— Вы говорили, что в 2036 году вся реклама станет таргетированной. Не исчезнет ли вместе с публичной рекламой массовая культура?

— Сейчас я вижу два пути, которых будут придерживаться предприниматели. Одни бизнесы будут искать варианты продать людям то, как они предлагают использовать свободное время. Такие проекты сохранят определенную универсальность: они будут менее кастомизированными, менее целевыми. Они не станут полностью адресными, поскольку такие предприниматели в любом случае будут оперировать общими категориями.

При этом я уверен, что большая часть людей будет придерживаться различных традиционных способов времяпрепровождения. Более того, ассортимент того, чем человеку можно заняться в свободное время — от путешествий до посещения культурных мероприятий, будет все сильнее расширяться, и технологии в этом ему помогут. Как раз здесь останется место для реализации универсальных моделей.

В бизнесе же все ровно наоборот. Бизнес должен быть эффективным, поэтому ему нет нужды тратить время на лишние контакты, на лишнюю аудиторию, которая не принесет ему никакого результата. Здесь в состоянии помочь искусственный интеллект. Так, он может со скоростью гораздо большей, чем доступна человеческому мозгу, найти конкретного адресата для предложения товара или услуги.

Поэтому я прогнозирую, что в течение определенного времени маркетинг в значительной степени автоматизируется — ИИ будет продвигать товар на рынке лучше человека. Затраты на маркетинг в стоимости товара станут гораздо меньше затрат на идею.

— Согласно вашему прогнозу, к 2033 году уйдут в прошлое кризисы перепроизводства. Возникнет Госплан 2.0?

— Планирование частной экономики с помощью искусственного интеллекта — это другой технологический уровень, который не имеет никакого отношения ни к государственной собственности, ни к реалиям XX века. Сейчас производство запускается после того, как кто-то захотел что-то купить. Увеличение доли производства, которое делается на заказ, — это самое большое достижение, которое спишет в прошлое промышленность как самостоятельного игрока. Она не исчезнет, но станет частью либо дизайна, либо логистики. Промышленность останется элементом на пути доставки идеи в виде продукта к потребителю.

Промышленность как часть дизайна не будет полностью планироваться, но искусственный интеллект будет помогать выдумывать оптимальные для рынка творческие и креативные идеи. У человека появятся помощники, которые будут агрегировать всю информацию о мировом дизайне. Сейчас в мире есть 10 млн дизайнеров, из них только 10 тыс. — это известные специалисты. Остальные копируют наработки этих 10 тысяч. В будущем вместо них эту функцию будет выполнять искусственный интеллект. Дизайн тоже становится пользовательским. Все производство, по сути дела, становится заказным.

При такой организации экономики объем перепроизводства будет минимальным. Дисбаланс между спросом и предложением останется, но кризисы станут другими, уже не связанными с перепроизводством. Это не модель Госплана, это модель искусственного интеллекта.

— Через десять лет мы столкнемся с тотальной капитализацией личного бренда. Каким образом его можно будет продать?

— Уже сейчас продажа личного бренда встречается на рынке каждый день. Так, средствами массовой информации стали блогеры, которые начали конкурировать с традиционными медиа. Кто такой блогер? Человек, который собирает аудиторию и начинает продавать личный бренд. Монетизация ников — эта модель, которая, по-нашему понимаю, будет распространяться и в других областях.

Благодаря этому мы перейдем к миру, где заключать контракты будут не человек с компанией или компания с компанией, а человек с человеком. Чтобы сделать какой-то продукт, будут создаваться многосторонние смарт-контракты между людьми, участвующими в его создании. Они будут самыми разными, их будет очень много. Поскольку это несистематизированный процесс — почти как в муравейнике, то технологии будут помогать людям, оценивая вклад каждого. Человек будет выкладывать свою идею, принимать условия монетизации, одним кликом договариваться о партнерстве с тем, кто ему нужен. Даже дети старшего школьного возраста начнут выходить на этот рынок и монетизировать свой личный бренд.

— Как будут заключать смарт-контракты человек и государство?

— Когда цифровизация пройдет первый обозримый этап развития — ухода в музей бумажных денежных знаков, налогообложение станет намного сложнее. В частности, настанет расцвет налогов-услуг. Сегодня самый понятный нам налог-услуга — это платная парковка. Это сбор, за который мы получаем определенную услугу. Он очень понятный, очень адресный. Представьте, какое количество дополнительных общих сервисов может продать нам государство. Вторым новым предметом налогообложения станут сценарии поведения, которые в будущем будут признаны противоречащими антропонимическим ценностям. Так, в условиях цифровой системы финтеха возникнет стимулирующее налогообложение: люди будут платить за то, что проводят слишком много времени в интернете без полезной нагрузки или избегают индивидуальных медицинских рекомендаций.

— Все ли согласятся жить в прозрачном цифровом мире?

— Здесь есть две противоположные тенденции. С одной стороны, мир вне зависимости от желания человека будет становиться все более и более прозрачным. Например, беспилотный транспорт не сможет поехать, если он не будет иметь всей информации о передвижении каждого конкретного человека. Все движение на земном шаре будет оцифровано. Захочет ли кто-нибудь посягнуть на тайну личной жизни? Думаю, да. Но человек будет защищать свой образ жизни, поэтому возникнут контртехнологии. Сейчас вокруг пользовательских данных хайп, а потом они пройдут тот же путь, который не так давно прошли криптовалюты. Данные — это не священная корова, это обычный рыночный товар. Когда мы поймем, что мы собрали много данных, часть из них сильно подешевеет, а какие-то окажутся совершенно ненужными.

— Согласно вашему прогнозу, в 2046 году закроется последняя биржа. Что ее заменит?

— Биржи были созданы в эпоху, когда основой экономики стали такие институты, как компании, и такие элементы фиксации прав на доходы, как акции. Модель биржи просуществует достаточно долго, но постепенно она будет заменяться иными институтами, поскольку люди все больше будут распределять доходы, которые возникают в момент продажи какого-то сервиса, продукта или эмоции. Это не потребует акций, здесь будет достаточно поставить лайк, чтобы прошла транзакция. В этом смысле калькулятор подписчиков, которой есть у топ-страниц в интернете, — потенциальная онлайн-модель биржи будущего. Компании будут схожим образом калькулироваться и сортироваться. Такая модель будет ближе к рейтингам прозрачной экономики завтрашнего дня.

— Раньше говорили, что программирование — это новая грамотность. Какую новую грамоту нам пора изучать?

— Раньше для работы требовалась узкая специализация, поэтому был бум программирования. Однако сейчас уже появляются программы, которые пишут другие программы. В настоящее время становятся востребованными универсальные компетенции: на первое место выходят смешанные навыки из разных профессий. Мы уже не берем на работу инженеров, которые не имеют компетенций промышленного дизайнера или маркетолога, и не нанимаем дизайнеров, которые не владеют знаниями материаловеда или технолога. Они просто не смогут справиться со своими задачами в условиях нового рынка.

Это вызов к образованию. Наше образование выстроено по принципу тематических факультетов. Оно не выдержит конкуренцию, поскольку скоро для него будет необходимо дополнение масштабной практикой. Поэтому сейчас бизнес составляет не меньшую конкуренцию университетам, чем цифровые программы самообразования. Люди предпочитают учиться на рабочем месте и осваивать там смешанные компетенции. Вслед за этим консервативная сфера образования тоже начнет перестраиваться, и людей начнут одновременно готовить к различным компетенциям.

— Футурология — это наука про оптимизм или пессимизм?

— Про оптимизм. А пессимисты корректируют выводы футурологов.